После окончания ужина мне следовало явиться в кабинет, что означало: «ты будешь делать мне минет». Или же я слышала: «Ступай в спальню, я подойду через полчаса», что означало я буду драть тебя во все дыры. Мой скулёж о том, что я не хочу, что я не готова, Гера не слушал. Он хотел, и он был готов — он брал свою законную жену.
Наверно я должна быть благодарной, ведь после того единственного случая он больше ни единого раза не поднял на меня руку… Но что такое ссадины и ушибы в сравнении с тем, когда болела душа. Когда, сгорая в адовом пламени изо дня в день, беспомощно угасала любовь, вера в неё, в нас, надежда на счастливое будущее. Телесные увечья наверняка смогли бы затянуться, обрасти мясом, покрыться рубцами, но душа кровоточила безостановочно. Не существовало лекарств от похожих ранений, не придумали бальзамы и мази если нечего перевязывать, оперировать, невозможно провести трансплантацию или заменить на протез. Я, следуя когда-то данному мужем совету, приноровилась использовать смазку. О том, чтобы в постели с ним испытывать привычное возбуждение не шло и речи. Совсем успела позабыть какого это плавиться в крепких руках любимого мужчины. Тот последний раз почти украденного мной любовного наслаждения у камина, в день, когда выпал самый первый снег…
Муж есть, любимого больше нет.
В один из вечеров незадолго до наступления Нового года Гера телефонным звонком предупредил, что вернётся домой поздно и я получила разрешение ужинать без него. Оповестив тётю и сославшись на плохой аппетит, укрылась в спальне. Последнее время её болезненный жалостливый взгляд полосовал мне душу похлеще Гериного равнодушия или грубости в постели. Я перестала ужинать с ней вместе, если муж отсутствовал. Завтраки и обеды, тоже старалась проводить уединённо: либо в спальне, либо в городе. Главное, чтобы не видеть порицания и жалости, плескавшихся за линзами очков доброй Марии Мстиславовны. Но видимо она понимала гораздо больше меня, потому что тактично молчала, едва качая головой всякий раз, когда я сбегала от неё, подгоняемая трусостью и малодушием.
Тем неожиданней показалось то обстоятельство, когда вечером со стороны улицы раздался шум подъехавших машин. Выглянула в окно. Гера ведь предупредил, что задержится, почему же вернулся раньше? Но какого же было моё удивление, когда первым к дому прошёл Прохор, приобнимая за талию двух громко хохочущих девиц. Муж вошёл последним, но увидев, что он никого не обнимал шумно выдохнула. Неужели я до сих пор способна испытывать ревность к мужчине, который в шаге от того, чтобы обернуть ненавистью мою неубиваемую любовь? Неловко замялась, не зная, как поступить. Гера не предупреждал о визите гостей. Стоило ли мне спуститься вниз, чтобы показать себя радушной и воспитанной хозяйкой? Но вдруг непрошенная мысль едва не спалила самоконтроль к чертям: «А мог ли его звонок быть предумышленным, чтобы спокойно отужинать в компании… хм, друзей, если их можно так называть».
Подобного я стерпеть не могла. Унижать меня за закрытыми дверями спальни — на твоей совести супруг, но перед посторонними — это за гранью. Приготовиться ко сну я не успела, поэтому переодеваться нужды не было. Домашнее тёмно-коричневое платье из тонкой шерсти, приталенное, чуть ниже колена выглядело излишне скромным, но меня никто не предупреждал о приезде гостей. Перед выходом из комнаты, неуверенно сжав ладонью дверную ручку, я ненадолго замерла. Правильно ли я поступала? Интуиция молчала, также как и рассудительность, обернувшись ледяными статуями (зато, как выяснилось, ревнивыми), чутьё заморозилось следом. Ну уж нет, пока я хозяйка в этом доме и законная жена своего мужа трусить глупо. Поэтому решительно открыла дверь и спустилась вниз.
Четверо людей с комфортом разместились в диванной зоне в гостиной. Хорошо, что не у камина. Иначе это был бы новый удар ножом точным попаданием в сердце. После единственной за долгое время близости, доставившей помимо незабываемого удовольствия, самые приятные воспоминания, которые я бережно хранила в раненом, но до сих пор бьющемся сердце, я считала каминную комнату своей личной территорией. Возможно, причина проста и банальна — там Гера ни разу не проявлял жестокости.
—Добрый вечер,— вежливо, без грамма сарказма поприветствовала всех. Тем не менее в первую очередь оценивая внешний вид двух дамочек, сидящих по бокам от Прохора. Девушки мало отличались друг от друга, разве что цветом волос: одна блондинка, вторая рыжая. Обе ярко накрашены, алые губы на пол-лица, которые скорее пугали, чем соблазняли. Но я женщина, может чего-то не понимала. Их одежда, мягко говоря, плохо соответствовала наступившей зиме. Те клочки ткани, которые едва прикрывали женские прелести, держались при помощи святого духа, не иначе. При малейшем движении всё колыхалось и шевелилось. Не знаю, что чувствовали мужчины при взгляде на этих…, хм, хорошо, женщин, но лично мне захотелось выдать каждой по махровому халату, а то ведь замёрзнут бедняжки, простынут ненароком. Дом у нас хорошо отапливался, но я всё равно подмерзала и в зимнее время предпочитала одеваться потеплее, во что-то шерстяное. Удивительно, что две чучундры, извиняюсь, женщины до сих пор не отморозили свои оголённые не по сезону телеса.
—О-о, Мира! Как хорошо, что ты пришла,— пьяно и слащаво протянул Прохор,— а мы отмечаем выгодную сделку,— он просветил меня о причинах сабантуя и вызывающе расхохотался, вызвав на моём лице непроизвольную брезгливую гримасу. Почему я не выносила этого хамоватого типа? Вроде мужик как мужик, ничего особенного. Ко мне особо не лез. Но рядом с ним меня словно озноб продирал, как при опасности. Неприятное чувство и непонятное.
—Зачем ты спустилась, Мира?— муж не пьян, но зол. Вальяжная поза исчезла, явив присутствующим хищника перед прыжком. Дамочки, которых мне так никто не представил, моментально, прочувствовав смену настроения, притихли, прервав свои глупые смешки, и переводили взгляды из-под огромных наклеенных ресниц с меня на мужа и обратно.
—Ты предупреждал, что задержишься, но задержка видимо пошла по иному сценарию,— не сдержала ехидно-пренебрежительной гримасы и демонстративно хмыкнула.
«Ты хозяйка в этом доме, Мира»,— приходилось напоминать себе ежесекундно. Муж вскочил и за два шага преодолел разделявшее нас расстояние, схватил меня больно за руку выше локтя и потянул в сторону выхода.
—Поднимайся наверх и не вздумай спускаться,— высказался тихо, но грозно. Заледеневшие глаза сверкали неприкрытым гневом.
—Ты ещё запри меня для надёжности.
—Надо будет — запру, не сомневайся.
—Отпусти руку, мне больно,— попыталась вырваться, но безуспешно.
—Если ещё раз сунешь любопытный нос куда не просят, то будет намного больнее,— закончив угрозу, он отшвырнул меня брезгливо, как прокажённую. Горечь полоснула по живому, но я легко затолкала её поглубже.
—Можешь не утруждаться, компания у тебя подобралась хуже некуда. Так что я за счастье посчитаю не видеть ваших пьяных лиц.
—Мира, ты нарываешься,— разъярённое шипение в ответ, удивительно что ядом не брызгал.
—Ухожу.— Развернувшись, направилась к центральной лестнице и оттуда бросила напоследок гораздо громче и язвительней:— Уже ушла! Развлекайся муж!— Но я не уверена, что он расслышал.
