Разъяренная, Арбелла решила сжечь письмо не потому, что оно изобличало ее, а потому, что была поражена высокомерием Кобхэма и его верой в то, что если он станет сосудом для возведения ее на трон, то будет иметь над ней любую власть. Всю свою жизнь ее окружали люди, которые считали, что знают ее мысли лучше, чем она сама, которые думали, что они мудрее, сообразительнее, лучше разбираются в тонкостях политики, но Арбеллу воспитывали, чтобы она была королевой. Ее пониманию нюансов придворной жизни научилась, стоя на коленях у самой грозной женщины своего поколения, Бесс Хардвик.
Откинув одеяло, она спустила ноги с кровати и встала. В них снова появилась сила, и она вознесла небольшую благодарственную молитву. Болезнь, подумала она, больше всего меня ослабляет. Это безжалостный враг, и я бессилен против него.
Осознавая, что она может легко скатиться обратно в кошмар своего состояния, Арбелла знала, что ей не следует перенапрягаться еще несколько дней, но шокирующие новости Бриджит, казалось, скорее активизировали, чем ослабили ее выздоровление.
«Приготовь для меня медную ванну, Бриджит; я хочу смыть застарелый запах и липкость этого отвратительного состояния. Мои волосы жесткие от пота из-за лихорадки. Как только я оденусь, мы должны созвать наш военный совет. Если Кобэм действительно написал это письмо, то мы должны освободить его, поскольку он является обузой. Однако я подозреваю, что к этому плану приложил руку Роберт Сесил, и мы должны обдумать последствия, прежде чем действовать».
ГЛАВА ВТОРАЯ
«Миледи, как только вы отдохнете, королева желает вашего присутствия.»
«Спасибо тебе, Бриджит. Если вы с Энн поможете мне подготовиться, мы вскоре присоединимся к ней».
Арбелла смотрела из окна своего экипажа на процессию лошадей, повозок и людей, когда они тащились в Бейс-Корт в пределах волшебного дворца Хэмптон-Корт. Теперь, когда королева воссоединилась с королем, Тайный совет призвал королевскую чету оставаться в зеленой сельской местности, подальше от зараженных чумой улиц Лондона, до коронации. Как член королевской семьи, Арбелла была вынуждена последовать их примеру.
Она привела Бриджит и Энн в свою спальню и позволила своим мыслям отвлечься, пока они приводили в порядок ее волосы и приводили в порядок наряд. Несмотря на их пребывание в великих домах Беркшира, Миддлсекса и Суррея, письма от леди Мелузины продолжали приходить к ней, держа ее в курсе ситуации по всей стране. Самой тревожной новостью была неожиданная смена режима в доме юной принцессы Елизаветы. Леди Фрэнсис Кобэм была главой семьи принцессы, но недавно ее сместили и заменили леди Энн Харингтон.
«Я боюсь, что истинные намерения Генри раскрыты», - написала Фрэнсис. «Он остается за границей, но должен скоро вернуться».
Этот комментарий заставил Арбеллу почувствовать, что полученное ею письмо, якобы от Генри, было еще более подозрительным. Известие также пришло от Хоноры Роджерс. В зашифрованной записке она сообщила Арбелле, что ее муж на данный момент решил признать Джеймса королем, признавая, что его собственные притязания не так сильны, как у шотландского монарха. Однако в ее постскриптуме говорилось, что Бошамп предложит свою армию, если появится другой претендент.
Арбелла уничтожила и сожгла эту информацию. Ее доверенное лицо, сэр Джордж Шаворт, продолжал служить Бошан, также регулярно предоставляя ей обновления, и он подтвердил количество лошадей и оружия, доступных в случае необходимости.
Преподобный сэр Джордж Брук оставался в Лондонском Тауэре, и с каждым днем Арбелла ждала стука в дверь. В своих снах она видела печальное лицо Роберта Сесила, когда он арестовал ее и повел к барже, готовый отвезти в Тауэр. Каждое письмо, доставленное в ее покои, казалось, отзывалось криками страха, и все же Джордж Брук по-прежнему нес ответственность за заговор с целью похищения короля. Голос Бриджит отвлек Арбеллу от ее мрачных мыслей.
«Ты готова, моя дорогая», - сказала она, передавая Арбелле зеркало в серебряной оправе, чтобы она могла осмотреть их служение.
«Спасибо вам, дамы,— сказала она,» вы снова укротили мою дикость и сделали меня респектабельной. Без тебя мои волосы превратились бы в монстра, которого я не смогла бы контролировать».
Проходя по своим приемным, Арбелла остановилась, наблюдая за тем, как верные члены ее свиты обустраивают ее жилые помещения: леди Фрэнсис Киртон, Энн Ньюдигейт и Энн Сомерсет переходили из комнаты в комнату, их голоса были тихими, но трудолюбивыми, когда они перекликались друг с другом, полные решимости сделать комнаты как можно более элегантными и удобными. Статус Арбеллы как члена королевской семьи был тем, что ее верные слуги намеревались прояснить, создав развлекательное пространство, отражающее ее королевскую кровь.
«Дамы, простите меня», - сказала Арбелла. «Я был невнимателен. Вы так усердно трудились, чтобы сделать мои комнаты удобными, спасибо вам». Пока она говорила, женщины прервали свою работу, ожидая ее слов. «Как вы знаете, мы останемся здесь до коронации, 25 июля. С грустью должен сказать, что после этого многим из вас, возможно, придется вернуться в свои дома и семьи. По приказу короля суд будет проходить, и вам всем не хватит места, чтобы сопровождать меня. Возможно, когда все более-менее утрясется, мы воссоединимся, но до тех пор ты будешь в моих мыслях и молитвах».
«Всякий раз, когда мы вам понадобимся, миледи, мы всегда будем готовы поспешить на вашу сторону», - сказала леди Киртон, делая реверанс, в то время как другие женщины кивнули и пробормотали свое согласие.
«Пойдем, Арбел,» сказала Бриджит,» мы должны присоединиться к королеве».
Напоследок кивнув собравшимся женщинам, Арбелла вышла из комнаты. Несколько мгновений спустя о ней объявили собравшейся толпе в новых покоях королевы. Леди Пенелопа Рич поманила Арбеллу вперед, и ее пригласили в личную гостиную королевы. Многие женщины, которые были рангом пониже Арбеллы, делали реверанс, когда она проходила мимо, так что казалось, что от нее по ярко раскрашенным платьям женщин пробежала рябь.
Королева, которая вела оживленную беседу с Джин Драммонд и Люси, графиней Бедфорд, протянула руку в знак приветствия, втягивая Арбеллу в центр разговора. Пенелопа присоединилась к группе на другой стороне Арбеллы.
«Мы оценивали работу мастера Шекспира вместе с работой мистера Бенджамина Джонсона», - сказала Анна. «Однако я предположил, что Эмилия Ланье и ее сонеты столь же достойны, как и любая поэзия любого из них. Ты согласна, Арбел?»
«Я полагаю, что у мистера Шекспира гораздо более широкий диапазон, когда он пишет,— сказала Арбелла с продуманной улыбкой,» в то время как мистер Джонсон склонен прибегать к карикатуре, но я нахожу слова Эмилии изысканными…»
«В точности мои взгляды», - восхищенно перебила Анна. «Я написал ей, и она ответила, что работает над стихотворением под названием «Salve Deus Rex Judæorum» или «Радуйся, Боже, царь Иудейский», и в одном из стихотворений этого произведения она утверждает, что Еву ошибочно обвиняют в первородном грехе, и часть вины следует возложить на Адама».
