После того как Болид и Ариан прождали некоторое время снаружи, из ворот вышли пять человек. Все они были в обычной одежде. Один заговорил за остальных и объяснил, что четверо его спутников – варвары и не понимают по-гречески. Затем все они начали спускаться; Ариан шел впереди, Болид замыкал шествие.
Ко всему этому Болид был не готов. Был ли Ахей в этом отряде или нет? Он рассматривал лица пяти мужчин – но было слишком темно, чтобы различить их черты. Весь успех плана Ахея теперь зависел от того, чтобы Болид так и терялся в догадках, пока они не дойдут до безопасного места. Ошибка его спутников предала его. Когда они подошли к самым крутым и опасным местам на этом спуске, кто-то из его людей невольно подал царю руку или же подхватил его сзади. Эти незаметные движения не ускользнули от рысьего взгляда, следившего за ними сзади. Внезапно Болид свистнул. Камбил и его отряд выскочили из засады. Болид обхватил Ахея вместе с одеждой так, что тот не смог высвободить руки из плаща. Действительно, у него на поясе был нож, приготовленный на случай пленения. Болид предусмотрел даже это.
Антиох провел весь вечер, сгорая от нетерпения. Наконец он отпустил свою свиту и сидел один в палатке; только двое или трое охранников остались с ним. Внезапно отряд Камбила тихо появился из темноты и положил наземь мужчину, связанного по рукам и ногам.
«Антиох оцепенел от изумления и долго хранил молчание; наконец, тронутый видом страдальца, заплакал. Произошло это, так мне по крайней мере кажется, оттого, что Антиох постиг всю неотвратимость и неисповедимость ударов судьбы. Дело в том, что Ахей был сын Андромаха, брата жены Селевка, Лаодики, женат был на дочери царя Митридата, Лаодике, стал владыкою всей Азии по сю сторону Тавра. И вот в то время, когда и его собственные войска, и войска врагов полагали, что он находится в укрепленнейшем в мире месте, Ахей, скованный, во власти врагов, сидел здесь на земле, и еще никто ничего не знал о случившемся, кроме самих предателей»
[1063].
Когда «друзья» царя по обычаю собрались на заре у царской палатки, они были не менее поражены, чем сам царь, увидев то, что предстало их глазам,– связанный человек на земле. Антиох собрал совет, чтобы определить судьбу мятежника. Его первый великодушный порыв не выдержал испытания – или же его переубедили его советники. Ахей, в соответствии с решением совета, сначала был искалечен, потом обезглавлен. Голова его была зашита в ослиную шкуру, тело повешено на кресте. В таком наказании мятежников селевкидский царь – как и в случае с Молоном – придерживался восточного обычая.
В цитадели никто, кроме Лаодики, не знал о том, что Ахей ушел. На следующий день шум и звуки ликования, раздававшиеся в лагере врага, сказали ей, что предприятие провалилось. Затем явился герольд и объявил ей о судьбе ее мужа, приказав ей немедленно распорядиться эвакуировать цитадель. Тогда лишь защитники цитадели узнали, что их царя больше нет. Страшный крик раздался в крепости – крик не столько горя, сколько ужаса из-за жуткой неожиданности этого удара. Однако требование о сдаче было отвергнуто. Лаодика продолжала отчаянно держаться. Но, конечно, это был лишь вопрос времени – причем не столь уж долгого. Среди защитников появилось несколько партий. Партия под руководством Арибаза, прежнего градоначальника, отказалась повиноваться царице. Затем каждая партия сдалась, дабы другая не сделала этого раньше (213 до н.э.). Селевкидский царь овладел западной столицей своих предков.
Древний историк не смог избежать того, чтобы не вывести мораль из судьбы Ахея: «Потомство извлечет из этого примера двоякий весьма полезный урок, что, во-первых, никому не следует доверяться легко, во-вторых, что не подобает заноситься в счастии, памятуя, что мы люди и что нас может постигнуть всякое несчастие»
[1064].
Глава 17
Возвращение Востока
С гибелью Ахея темное облако ложится на всю историю Селевкидов. Антиох возвратил себе Малую Азию или же в любом случае полосу, которая проходила через середину ее,– именно ее Селевкиды считали нужным контролировать в первую очередь. Однако им осталось еще разобраться с пергамским царем. Изначально именно он был тем врагом, на борьбу с которым отправились СелевкIII и Ахей. Действительно, с тех пор обстоятельства сложились так, что он стал союзником АнтиохаIII, и в этом качестве его услуги заслуживали признания. Конечно, два царя должны были достичь какого-то соглашения после падения Ахея, однако какая граница по этому договору была проведена между Пергамским царством и царством Селевкидов – мы сказать не можем
[1065]. Каким бы ни было это решение, оно могло быть лишь временным. Неизбежно с устранением Ахея древнее соперничество между Пергамом и домом Селевкидов возникло снова. Селевкиды не могли забыть, что Аттал некогда изгнал их из всей территории за Тавром, или же, помня об этом, не считать его опасным. В Малой Азии создалась ситуация неустойчивого равновесия.
Уничтожение Ахея знаменует собой период восстановления селевкидской империи АнтиохомIII. Ее протяженность на тот момент была примерно такой же, что и в последние годы АнтиохаII. После страшного удара, нанесенного империи Птолемеем Эвергетом, селевкидская часть Малой Азии, провинции Евфрата и Тигра и ближний Иран до сих пор так и не были прочно объединены с Сирией под единой властью. И именно всей этой территорией династия Селевка решила управлять непосредственно и считать ее необходимой частью своей империи. Страны за этими границами, которые македонцы так никогда по-настоящему и не завоевали или же которые отпали от Селевкидов до кончины АнтиохаII, отнесли (по крайней мере на тот момент) в другую категорию. Было признано, что пытаться удерживать их так же, как Лидию или Мидию, потребует слишком много усилия от центрального правительства. В этих странах Селевкиды довольствовались тем, что наблюдали за тем, как правят подчиненные династии, будь то греческие или азиатские. Их политика подразумевала объединение этих домов со своей династией посредством союзов и династических браков, и там, где они в тот момент обладали достаточной силой, Селевкиды заставляли их признавать свое верховное владычество. В каком-то смысле эти страны образовывали внешнюю сферу влияния селевкидской империи, хотя по самой природе ситуации отношения могли колебаться вместе с распределением фактических сил на тот момент. В том, как обращались с побежденными, отчетливо видно, как распределялось это различие между внешней и внутренней сферами. С Молоном и Ахеем обошлись с исключительной жестокостью, которую по восточной традиции проявляют к мятежникам. Во внешней сфере мы видим, что с побежденными договариваются и, если возможно, мир скрепляют династическим браком.
Антиох, добившись реставрации внутренней сферы, решил восстановить внешнюю. К несчастью, весь этот процесс остается в тумане – за исключением лишь нескольких проблесков. И однако, именно его подвиги на этом поле деятельности стали его главным достижением в глазах современников и обеспечили ему титул Великого.
