Именно в этом году (200 до н.э.) мы слышим о первом определенном контакте между Римом и царством Селевкидов. Посольство, которое отправилось из Рима на Восток с ультиматумом Филиппа, имело также поручение посетить дворы Птолемеев и Селевкидов, чтобы помирить Антиоха и Птолемея
[1113]. Возможно, именно об этом посольстве упоминает Юстин
[1114]. Утверждается, что оно предупреждало Антиоха, чтобы он после завоевания Финикии и Келесирии не тянул руки к царству Птолемеев, которое Птолемей Филопатор в своем предсмертном обращении отдал под защиту римлян. Антиох, естественно, отверг требование, которое Рим не мог на тот момент подкрепить силой из-за македонских проблем. Какую политику он будет вести по отношению к этому конфликту?
Он мог отодвинуть Филиппа в сторону и откровенно договориться с римлянами и Атталом. Или же он мог пойти на помощь своему союзнику. Или же, в-третьих, он мог бы соблюдать осторожный нейтралитет. Самым существенным было то, что он должен был четко определиться, как именно ему нужно действовать, и сконцентрировать свои силы на том, чтобы придерживаться этой линии. Судьба проверяла государственные способности АнтиохаIII, заставив его столкнуться с ситуацией, которая требовала смелых решений. Однако у Антиоха не было смелости и широты ума, с которыми он мог бы твердо противостоять проблеме, связанной с такими крупными факторами, от которой зависели такие значимые вопросы. Было намного легче – и это оказалось фатальным – колебаться, пробовать разные полумеры, ловить требования момента, не глядя на перспективу. Он надеялся на Филиппа, но не был готов провоцировать недовольство Рима: его отношения с республикой были все еще в дипломатическом смысле этого слова дружескими
[1115]. И при этом он не мог заставить себя соблюдать корректный нейтралитет.
Завоевание Келесирии освободило его: теперь он мог вспомнить о селевкидских амбициях в Малой Азии. В то время Аттал, великий соперник его династии в этом регионе, был в Греции с войсками пергамского дома: возможность оказалась слишком соблазнительной, чтобы ей можно было пренебречь. Зимой (199/98 до н.э.) Антиох вторгся на незащищенную территорию Пергама. Даже если это было предпринято без согласования с Филиппом, очевидно, этот поступок был нарушением нейтралитета в тот момент, когда Аттал активно сотрудничал с римскими и этолийскими войсками против Филиппа. Ничего не могло бы быть более эффективным отвлечением сил в пользу Филиппа. Однако решимость Антиоха отважно нанести удар ради Филиппа была такой слабой, что когда Рим по настоянию Аттала выразил протест (а Антиох должен был знать, что так и будет), то селевкидский царь немедленно отступил
[1116].
Однако протесты римлян были отнюдь не единственной причиной его отступления. Из Келесирии до царя дошли неприятные новости. В какой-то момент казалось, что для Антиоха снова повторится 217г. до н.э. ичто он завоюет провинцию только для того, чтобы увидеть, как ее снова вырвут у него из рук. Человек, который смог отвоевать ее так вовремя для удачи египетского царства, был этолиец Скопас – одна из выдающихся фигур того времени. Он был стратегом Этолийской лиги, главным магистратом самого могущественного государства Греции, но, когда его лишили власти, он оставил свою страну и пошел на службу к Птолемеям. Такой человек не мог занимать низкой должности: он был назначен главнокомандующим египетских войск, получая плату в размере 10мин (40 фунтов) в день. Совсем недавно он набрал войска – 6000 пеших и 500 конных в Греции, и в процессе его родное государство практически осталось без мужчин
[1117]. Теперь он вторгся в Келесирию, выгнал гарнизоны Селевкидов и вернул провинцию царю Птолемею
[1118].
Однако Антиох скоро отправился в поход, чтобы восстановить свою власть в спорном регионе. Он прошел через ущелья между Ливаном и Антиливаном, и при входе в эту страну, где истоки Иордана были отмечены священным участком божества, в котором греки признали Пана,– Панион
[1119] – он столкнулся со Скопасом. Из той критики, которую обратил Полибий на фантастический рассказ Зенона об этом сражении, мы можем вынести лишь два факта: там присутствовал сын Антиоха, которого звали так же, и в битве активно участвовали слоны (Антиох доставил свежий контингент слонов из Индии)
[1120]. В любом случае результатом сражения оказалась полная и решительная победа Антиоха. Сражение стало вехой, знаменовавшей окончательную и решительную замену правления Птолемеев в Палестине на Селевкидов. Сам Скопас с остатками своего войска – 10000 человек – заперся в Сидоне, осаждать который отправился Антиох. Египет попытался послать осажденным помощь, но безрезультатно. Из-за голода Сидон вынужден был капитулировать; при этом Скопасу позволили уйти живым и невредимым
[1121]. Антиох формально овладел территорией. Регион греческих городов к востоку от Иордана (Батанея, Абила, Гадара), так же как и Самария и Иудея, стал частью империи Селевкидов
[1122].
Иерусалим – или основная часть его населения, как мы увидим, когда будем говорить об иудеях,– принял Антиоха с распростертыми объятиями. Филистимляне, как обычно, оказались на противоположной стороне. Великий город Газа даже в этот день катастрофы остался под властью дома Птолемеев. Его верность старому союзу вызвала восхищение греков того времени
[1123]. Осада, которой подвергся город, пока наконец его не взял штурмом Антиох, считалась одним из великих эпизодов военной истории того времени. Она стала уместной темой для историка-ритора
[1124]. Однако из всего, что было по этому поводу написано, не сохранилось ничего. Антиох ушел в конце лета 198г. до н.э., полностью покорив Палестину: он зимовал в Антиохии и готовился к гораздо более серьезному делу, которое ожидало его на Западе
[1125]. Однако он все еще старался сохранить видимую дружбу с Римом и послал зимой посольство с любезными речами. Сенат, дипломатия которого также была нацелена на то, чтобы сохранять хорошие отношения с Антиохом, пока сохранялась опасность его союза с Филиппом, принял посольство с намеренной любезностью и вынес резолюции в честь Антиоха, которые в плане красивых слов не оставляли желать лучшего
[1126].
