Но на этой стадии удовлетворить римлян было невозможно: Антиох-де «дал себя не только взнуздать, но и оседлать», и поэтому ему «остается только терпеть нашу власть». Они хотели не только стереть последствия былых нападений селевкидского монарха, но и обезопасить себя против их повторения в любой будущей ситуации. Их требования включали контрибуцию в размере полной стоимости военных действий и эвакуацию всей территории к северу от Тавра. Попытки посла добиться изменения этих условий обращением к частным интересам Публия Сципиона – либо предложением освободить его сына, либо с использованием более вульгарных форм подкупа – встретили ответ, который показывал, что убеждения римского аристократа все еще не совпадали с таковыми восточного чиновника
[1324].
Узнав ответ на свои предложения, Антиох решил драться. Римская армия вскоре пришла в движение. Она продвигалась по побережью Троады, города которой сдались той весной Ливию и теперь принимали западного завоевателя с великим дружелюбием. В Илионе римляне, как они полагали, оказались в колыбели своей расы: это была встреча давно разлучившихся родственников
[1325].
Однако римляне прибыли в Азию отнюдь не для того, чтобы предаваться чувствительности: сезон военных действий близился к концу, и Сципионы хотели нанести решающий удар до того, как зима заставит войну прекратиться. Они пошли прямо к верховьям Каика, где до Сард можно было добраться по той же дороге, которую Антиох использовал для атаки на Пергам несколько месяцев назад. Эта дорога шла вверх по долине Каика через водораздел между Каиком и реками, впадавшими в Герм, к Тиатире, и отсюда – к Сардам прямо на протяжении тридцати миль. В долине Каика консул остановился, пока войска полностью не запаслись провизией. Эвмен, которого оставили в тылу с его кораблями на Геллеспонте и который теперь догнал римскую армию, был послан в Пергам, чтобы привезти зерно, которое уже было у него наготове. Консул Луций Сципион в этот момент лишился руководства своего брата
[1326]: Публий заболел, и его пришлось перевезти к морю; он лежал больным в Элее. Антиох, услышав об этом, с великодушием, которое скорее было демонстративным, нежели небескорыстным, прислал ему его сына из плена без выкупа
[1327]. С тех пор как тот прибыл, Сципион начал поправляться. Его благодарность царю приняла форму совета: не рисковать, не вступать в битву, пока он не вернется в лагерь.
Это сообщение заставило Антиоха отойти к Магнесии в южной части Гирканской долины. Близ города он занял позицию на левом берегу Фригия, реки, впадавшей в Герм, и окружил себя оборонительными сооружениями, которые должны были отразить атаку до тех пор, пока Публий Сципион не вернется к брату
[1328]. Консул, считая, что Антиох все еще в Тиатире, перешел из Каика на северную часть Гирканской равнины и, обнаружив, что тот ушел, последовал за ним вдоль противоположного берега Фригия и разбил лагерь менее чем в четырех милях оттуда: между двумя лагерями лежала река. После его прибытия произошло столкновение между римскими аванпостами и отрядом легких конников (галлов и жителей Центральной Азии), которых царь перебросил через реку. Затем после двух дней бездействия консул перенес свой лагерь на левый берег, поставив его примерно в полутора милях от царского. Антиох не защищал реку, но беспокоил врага без особых последствий, покуда строился новый лагерь. После этого каждый день в течение четырех дней две армии разворачивались под защитой укреплений, но ни одна не атаковала. На пятый день римляне подошли на расстояние 350 ярдов от защитных сооружений царя
[1329]. Антиох все еще не стронулся с места. Консул, который хотел решить дело до зимы, на третий день снова развернул свою линию на долине. Антиох теперь был обязан принять битву из-за опасения деморализовать свои войска
[1330].
На римской стороне четыре легиона составляли основную часть линии; справа стояли греческие вспомогательные войска – ахейцы и пергамцы, римские и пергамские конники и отряд стрелков, критян и траллийцев (Иллирия). Слева (левый фланг был защищен рекой) было лишь четыре конных отряда. Контингент македонских и фракийских добровольцев отрядили защищать лагерь. Несколько африканских слонов были расположены сзади от легионов. На стороне царя фаланга, которую дополняли слоны, занимала центр; справого фланга стояли галлы, слева – каппадокийские пехотинцы; за ними – различные отряды конников, прикрытые слева колесницами с серпами. Стрелки, как обычно, стояли с краев. Сам царь командовал справа, Селевк и племянник царя Антипатр – слева; Миннион
[1331], Зевксид и элефантарх Филипп – в центре. Утро началось с влажного тумана, который плохо повлиял на луки и ремни азиатов. Когда армии вступили в сражение, Антиоха снова предала характерная для него напористость. Атака иранской кавалерии, которой он командовал лично, отбила слабый конный отряд на римском левом фланге, и Антиох – точно так же, как он поступил двадцать шесть лет назад при подобных обстоятельствах при Рафии, немедленно рванулся вперед, преследуя врага и не думая о том, что происходит на остальном поле боя. В то время, пока царь преследовал бегущие отряды до римских укреплений, на другом конце произошел жуткий развал. Здесь колесницы с серпами – способ внушения ужаса врагу, в который азиатские армии с трудом могли не верить,– легко были отбиты дождем метательных орудий отряда, которым командовал Эвмен. Бегство колесниц внесло беспорядок в ряды кавалерии за ними, и после атаки римских и пергамских всадников отряд за отрядом сдавался и бежал, пока весь фланг каппадокийской пехоты не оказался открыт перед врагом. Каппадокийцы бежали. Затем шок от римского напора дошел до фаланги. Паническое бегство слева уже затянуло фалангу, и римским пехотинцам, когда они подошли ближе, оставалась уже только работа мясников. Справа римляне также собрались с духом и превратили победу царского фланга в бегство. На некоторое время царская армия – столько, скольким из нее удалось добраться до лагеря,– удерживала его, сражаясь с завоевателями. Затем лагерь взяли штурмом, и за ним последовала новая резня. Царская армия была практически уничтожена
[1332].
