Следует заметить, что эти требования не были бы такими из ряда вон выходящими, если бы они были высказаны раньше. После ничем не спровоцированной агрессии Египта победоносный Антиох имел все права требовать гарантий мира для собственного царства. Пелусий, занятый Селевкидами, должен был запереть ворота для атаки с суши, в то время как Кипр мог стать базой для атаки на Сирию по морю. Однако в таком случае эти требования нужно было озвучить до того, как Антиох заключил мирный договор с Филометором. В прошлом году селевкидский двор официально утверждал, что Антиох помирился с египетским царем в то время, когда Птолемей попал к нему в руки – или, согласно селевкидской версии, нашел убежище в лагере своего дядюшки. Но больше у Антиоха не было права выдвигать новые требования без новых обид.
Время, назначенное в ультиматуме, истекло, и Антиох снова пошел вперед. Снова его армии пересекли границу Египта и, как и в предыдущий раз, судя по всему, сначала направились к Мемфису. Местные жители ненавидели македонскую династию, и по мере своего продвижения завоеватель набирал себе приспешников. Затем Антиох повернул на север и медленно стал приближаться к Александрии.
Однако, пока селевкидский царь перемещался между древних городов и роскошных полей дельты, прогремела последняя битва дома Антигона. Битва при Пидне (22 июня 168г.) навеки завершила борьбу Персея и угасающей Македонии за статус независимого государства. Это полностью изменило ситуацию: Рим теперь был свободен и мог предпринять энергичные меры по поводу Египта. Гай Попилий Ленат, глава посольства, которое отправили в начале этого года, чтобы уговорить Антиоха отступить, ждал в Делосе исхода македонской войны, когда получил новости о Пидне. Он немедленно отплыл в Египет. Антиох почти уже добрался до Александрии; он пересек канопский рукав Нила в месте под названием Элевсин и разбил лагерь в пустынном регионе к востоку от города, когда прибыла римская миссия. Последовавшая затем историческая сцена была одной из тех, которую римская гордость вовеки не пожелала предать забвению. Антиох был готов принять Попилия – которого он знавал в Риме – со свойственной ему легкомысленной фамильярностью. Как только он увидел приближающихся к нему послов, он приветствовал Попилия громким и радостным голосом и протянул ему руку, как старому другу. Но римлянин подошел к царю с мрачным, каменным спокойствием. Он протянул Антиоху небольшую табличку, которую нес в руке, и кратко попросил его сначала прочитать ее. Антиох посмотрел на табличку: это было формальное решение сената о том, что у царя Антиоха надо потребовать уйти из Египта. Затем царь произнес одну из тех дипломатичных фраз, которые давались ему так легко,– что-то по поводу того, что он должен посоветоваться со своими друзьями. Но римлянин решился не давать ему спуску: кудивлению придворных, он провел своей тростью круг в песке вокруг царя – да или нет, пока не выйдешь из круга! Такие методы, безусловно, представляли собой новую разновидность дипломатии, и Антиох сломался. Когда он смог заговорить, то смог лишь сказать, что согласен на все. В следующую минуту римлянин уже тряс его руку и радостно расспрашивал, как у него дела
[1446].
В течение ограниченного времени, предписанного посланниками, Антиох полностью ушел из Египта. «Недовольный и огорченный», он пошел обратно по палестинскому берегу
[1447]. «Ибо в одно время с ним придут корабли Киттимские; ион упадет духом и возвратится»
[1448]. А между тем римские послы отправились на Кипр, где силы Антиоха уже побеждали всех. Птолемей Макрон, правитель острова, перешел на сторону Селевкидов
[1449]. Однако появление римских послов все это изменило. Они не ушли с острова, пока не увидели, как его покинул последний селевкидский воин. Стало ясно, что Рим поставил такое же жесткое ограничение на господство Селевкидов со стороны царства Птолемеев, как и в Малой Азии. Унижение в Элевсине было в какой-то мере хуже унижения при Магнесии.
После того как сенат поступил так с Антиохом, можно было предположить, что он будет несколько огорчен. Ничего подобного!– уверяли посланники царя, которые прибыли, чтобы поздравить Рим с победой над Персеем. Удовлетворение от того, что он угодил сенату, было столь велико, что никакое завоевание не казалось Антиоху достойным осуществления по сравнению с этим: приказы, которые передали ему римские послы, были все равно что божественные откровения. Сенат в ответ похвалил царя
[1450].
Однако, если у Антиоха и отобрали самую суть его победы, он все-таки мог наслаждаться ее внешним блеском. В следующем году (167 до н.э.) Луций Эмилий Павел, завоеватель Македонии, отпраздновал триумфальные игры в Амфиполе, куда был приглашен весь греческий мир. В этом отношении Антиох не собирался позволять римлянам себя превзойти. Его послы вскоре явились вслед за послами Эмилия, приглашая греков на великое зрелище, которое греческий царь, завоеватель Египта, продемонстрирует в Дафне – антиохийском раю. Это приглашение привлекло огромные толпы со всех берегов Восточного Средиземноморья.
Эту процессию нам описали в некоторых подробностях. Первая часть состояла из военного парада: люди из множества наций во всевозможном роскошном вооружении, золоте, серебре, с чудесной вышивкой; лошади чистейшей нисской породы с уздечками и налобниками из золота, скифская кавалерия в панцирях, индийские слоны, гладиаторы. А затем последовала гражданская процессия – эфебы Антиоха в золотых коронах, тысяча волов, убранных для жертвоприношений, почти три сотни священных посольств из греческих городов, слоновые бивни, статуи всех возможных богов или полубогов, позолоченные или одетые в золотые одежды, аллегорические фигуры, великолепные сосуды, накрашенные женщины, которые разбрызгивали ароматы из золотых сосудов или ехали в носилках с золотыми ножками. Это было удивительное расточение сокровищ. Дионисий, госсекретарь (ἐπιστολογράφος), прислал тысячу рабов с серебряными сосудами: каждый весил не менее тысячи драхм.
Празднества – игры, представления гладиаторов, битвы диких зверей – продолжались целый месяц. Главный городской фонтан иногда струил вино
[1451]. Отборные благовония подавали из золотых сосудов народу в гимнасиях совершенно бесплатно. Во дворце раскинули ложа для тысячи или полутора тысяч гостей.
Тут Антиох был в своей стихии. Он просто превзошел себя со своей безразличной фамильярностью. Царь настаивал на том, чтобы выполнять функции, которые было принято оставлять подчиненным,– он ездил во главе и в хвосте процессий, выкрикивал команды, стоял у врат дворца, чтобы приглашать гостей, распоряжался слугами. Он ходил то туда, то сюда среди пирующих – сидел, стоял, декламировал, пил или состязался в шутках с профессиональными скоморохами. Венцом всего стал момент, когда однажды вечером, уже ближе к концу пира, гости уже стали расходиться. Скоморохи внесли обернутую в пелены фигуру и положили ее на землю. Внезапно при звуках симфонии она освободилась из тканей – и перед всеми предстал обнаженный царь. В следующее мгновение он закружился в фантастическом танце шутов. Все были так смущены, что пир тут же прекратился
[1452].
