Мы увидим, сколь многое зависит от того, как мы относимся к этим утверждениям Иосифа о документах, которые он приводит в их пользу. Мне представляется, что дело обстоит вот каким образом. С одной стороны, в самих его утверждениях ничего невозможного нет. На самом деле, предполагая, что диаспора существовала, мы вполне можем видеть, как политика могла заставить Александра и его наследников активно обеспечивать верность иудеев. С другой стороны, эти утверждения делались в ту эпоху, когда среди иудеев процветали подделки и беспардонная ложь по поводу их прошлого. И не только это: романы, выдававшиеся за историю, и поддельные документы имели своей целью именно это – убедить язычников в том, что великие цари былого особенно благоволили иудеям
[1532]. Одним словом, свидетельства в пользу существования диаспоры очень незначительны, но нет и подлинных данных против этого. Что нам остается при таких обстоятельствах? Только признать свое невежество
[1533].
Что касается первой части нашего вопроса (диаспора до Маккавеев), вполне удовлетворительного ответа у нас нет. Если мы перейдем ко второй части, а именно – насколько иудеи приняли эллинистическое влияние,– опять-таки начинаются споры
[1534].
Если не теряться в этих лабиринтах, то, думаю, мы можем прийти к некоторым фактам – более или менее недоказуемым. До вавилонского пленения иудеям, как мы знаем из пророков, хватало готовности ассимилироваться с племенами вокруг них. При Пленении работа пророков принесла свои плоды: сформировался более строгий и дисциплинированный иудаизм, который спас народ Иеговы от того, чтобы они смешались с язычниками, среди которых обитали. Но даже при этом были отпадения от этого идеала полной изоляции. В иерусалимской общине в конце Vв. до н.э. Эзра и Неемия снова должны были бороться с напором языческого окружения и делать ограду Закона еще более прочной. И их труды были не напрасны. Маленький народ обитал отдельно в своей холмистой стране, и, пока кругом прокатывались войны и царства боролись и изменялись, они питали священный огонь и размышляли о Законе Божием. Чужеземцы среди язычников, отдельный народ, связанный во всех своих делах таинственным правилом, они у греческих авторов IVв. до н.э. считались не столько нацией или политическим организмом, сколько сектой философов, которые стояли по отношению к другим сирийцам так, как брахманы относились к другим индийцам,– на самом деле они, конечно, были какой-то разновидностью брахманов
[1535]. Потом, в 332г. до н.э. иудеи попали под политическое господство греков.
Эллинистическое правление, как мы уже видели, проникло гораздо глубже, чем древние, поверхностные империи вавилонян и персов. Эллинизм был силой, которая отчасти с помощью намеренной политики, отчасти с помощью присущей ему энергии меняла Восток, как ничего не меняло его раньше. Четвертое царство «будет на земле, отличное от всех царств, которое будет пожирать всю землю, попирать и сокрушать ее»
[1536]. Если иудеи и укрепились в более строгой изоляции, чем в ранний период своей истории, то, с другой стороны, они никогда не подвергались такому сокрушительному испытанию.
Невозможно, чтобы искушение приспособиться к обычаям остального мира не чувствовалось бы в Иудее. Новое величие эллинизированных городов, великолепие Александрии и Антиохии увлекало обычных людей – эти города услаждали взор, и в них цвела жизнь. Искушение, конечно, пленяло богачей, жителей Иерусалима скорее, чем сельских бедняков. И если мы можем сказать что-то относительно истории иудеев в те дни, когда АнтиохIV стал править в Сирии, это то, что часть иерусалимской аристократии была уже готова подружиться с правителями этого мира. Прежде всего одна семья была отмечена богатством и мирскими пристрастиями – дом Товии
[1537].
Следует понять один основной факт, когда мы оцениваем политику Антиоха Эпифана: инициатива эллинизации Иерусалима не исходила от царя – она принадлежала самим иудеям. Вскоре после восшествия Антиоха на престол депутация от наиболее видных людей еврейской общины явилась ко двору, прося позволения превратить Иерусалим в одну из Антиохий и воздвигнуть то, что являлось существенным признаком эллинистического города,– гимнасий
[1538]. Конечно, среди иудеев была партия, которая энергично противилась этим инновациям. Конфликт принципов, как это обычно бывает, осложнился конфликтом личностей. Ония, который был первосвященником в правление СелевкаIV, судя по всему, считался лидером партии, верной старым порядкам. Его уже не было в Иерусалиме, когда Антиох принял корону. Споры, раздиравшие священный город во время предыдущего царствования, заставили его удалиться к селевкидскому двору, чтобы лично представить свое дело царю. Антиох, взойдя на престол, заменил Онию его братом Иисусом. Говорят, что причиной этому было то, что Иисус вызвался платить большую дань. Это достаточно вероятно. Селевкидский двор мало волновали внутренние дела Иудеи, и в основном они думали о том, кто будет там править, с точки зрения наибольшего благоприятствования для царской казны. Это обычный принцип восточного двора.
