Это было первое большое испытание, через которое должна была пройти новая иудейская армия, и многие, когда кризис приблизился, испугались и ускользнули. Иуда с оставшимися занял позицию на склонах к югу от Эммауса.
Как говорит наш повествователь, в лагере Никатора решили избежать одного из тех сюрпризов, на которые иудеи – нерегулярные войска, сражавшиеся в родной стране, были такие мастера: царские войска решили сами действовать неожиданно. Горгий был отправлен с отдельным отрядом (примерно одна восьмая всего войска) для ночной атаки на лагерь врага. Люди из Иерусалима выразили готовность служить в качестве проводников. Однако Иуда услышал об этом плане и ушел горными тропами, избегая атаковавшего их отряда. Горгий дошел до лагеря и увидел, что он пуст. Затем он совершил неосторожность, продолжая продвигаться в холмы, куда, как он полагал, ушел враг, не разведав предварительно, где тот на самом деле находится. Иуда на рассвете неожиданно атаковал основную группу войск в Эммаусе: их застали врасплох, и они бежали мимо Гезера на Филистимскую равнину. Горгий все еще бродил в холмах, когда из Эммауса поднялись столбы дыма, и он все понял. Он немедленно увел своих людей, не рискуя вступать в бой, чтобы присоединиться к бегущим воинам на равнине. Иудеи напали на опустевший лагерь и «захватили много золота и серебра, гиацинтовых и багряных одежд и великое богатство». Они вернулись вверх по долине, распевая древнюю мелодию псалма: «Потому что Он благ и что вовек милость Его»
[1564].
Провинциальной армии оказалось недостаточно, чтобы подавить иудейское восстание.
Регент Лисий теперь должен был взять дело в свои руки. В 165г. он вышел из Антиохии во главе самой большой армии, которая до сих пор выходила на битву против иудеев
[1565]. Лисий решил атаковать с юга, где Иудейское нагорье покатыми склонами спускается к Хеброну. Эти склоны на севере до самого Бет-Сура были населены не евреями, а идумеями, и в Бет-Суре армия уже достигала окраины плато. Сам Бет-Сур, видимо, удерживался иудейским отрядом. На него напали царские войска.
Схватка, которая произошла между отрядами Лисия и повстанцами, в Книгах Маккавеев изображена как значительная победа Иуды. Но поскольку в воображении иудеев даже известные поражения превращаются в победы, можно задаться вопросом, какой на самом деле ущерб был нанесен армии регента. Однако еще до того, как был достигнут какой-либо решительный результат, в Антиохии и в лагере Лисия стало известно, что Антиох Эпифан скончался. Возможно, именно это существенное изменение в ситуации склонило Лисия к тому, чтобы примириться с иудеями-националистами
[1566].
И сами националисты тоже были не против того, чтобы воспользоваться этим выходом из ситуации, в которую их поставило присутствие такой армии, как армия регента. Их послы – Иоанн и Авессалом – привезли Лисию письменное заявление о своих намерениях. В то же самое время они обратились с просьбой к каким-то римским посланникам, которые находились в тех местах: возможно, те возвращались из Александрии в Антиохию
[1567]. Просьбы мятежников передали к двору Антиоха, и, судя по всему, римские посланники их поддержали. Возможно, и сам Лисий, который имел полномочия делать определенные уступки, посоветовал помириться. В любом случае теперь совет при мальчике-царе Антиохе Евпаторе отказался от политики Антиоха Эпифана. Рескрипт, посланный относительно вопросов, поставленных Лисием, предоставил иудеям полную свободу исповедовать религию своих отцов; древние иудейские институты в Иерусалиме должны были быть восстановлены, а тем, кто вернется в Иерусалим в течение определенного времени, предоставлена амнистия. Однако националисты, видимо, не получили всего, что желали. Им, скорее всего, пришлось согласиться на некоторый modus vivendi со своими соотечественниками, которые отождествляли себя с эллинизмом и домом Селевкидов. Следует обратить внимание, что Менелай, который из всех людей более всего был ненавистен националистам, остался у власти. Видя, как развивается ситуация, он взял на себя представлять нужды иудеев в Антиохии, и двор отправил его руководить работой по примирению. Гарнизон, конечно, остался в акрополе.
Этот рескрипт отменил конец первой фазы борьбы Маккавеев. Теперь с иудейской религии был снят запрет; дело, за которое сражались до этого националисты,– свобода иудаизма – одержало победу. Отныне когда они брались за меч, то для того, чтобы сражаться уже не за религиозную, но за политическую свободу.
Семейство Хасмонеев и люди, которые следовали за ними, теперь получили доступ к Иерусалиму. Беженцы вернулись в свои дома. В декабре следующего года (164) последовало восстановление древнего культа в Храме. Алтарь Зевса разбили и камни от него выбросили в нечистое место. Древний алтарь для всесожжений, на месте которого поставили языческий, уже нельзя было использовать снова. Камни от него поместили в особое место на храмовом холме, «пока придет пророк и даст ответ о них»
[1568]. Сделали новый алтарь, и 25-го числа месяца Хислев дым первого жертвоприношения поднялся к Господу – в тот самый день, в который за несколько дней до того Храм был осквернен. В течение восьми дней происходили церемонии переосвящения. Это был момент, который следовало запомнить, и впоследствии годовщину этого события Израиль праздновал на празднике Очищения
[1569].
К моменту кончины Антиоха Эпифана юный Антиох Евпатор, которому теперь было девять лет, стал единственным правителем. Администрация, разумеется, находилась в руках тех, кого беспорядочный фаворитизм Антиоха Эпифана вознес к власти,– жалкие людишки вроде Гераклида Милетского и его брата Тимарха; под властью этих вымогателей стенали все восточные провинции. От резкой политики Антиоха Эпифана отказались; царство вошло в период инерции и низости. Этот результат с огромным удовлетворением видели в Риме, и они не собирались ослаблять захвата, в котором держали в плену законного наследника трона Селевкидов – Деметрия, сына Селевка
[1570].
