Распространить привилегии греческих храмов, внести свой вклад в их расширение, украшение и поддержание в рабочем состоянии, наполнить их сокровищницы драгоценными сосудами – все это не только демонстрировало благочестие, но и было для царя, у которого было больше ресурсов, чем у любого частного лица, возможностью продемонстрировать свою полезность греческим городам, не теряя достоинства короны. Почести, оказанные городскому храму, касались не только чести, но и карманов горожан. Престиж и блеск городского храма привлекали молящихся и посетителей: благодаря им праздники были многолюдны, торговля росла и в город текли деньги
[212]. Все эти мотивы подвигали Александра к тому, чтобы посвятить себя прославлению эллинских храмов и привлечь внимание греков к своим действиям. Согласно истории, которую рассказывает Страбон (основываясь на Артемидоре), Александр предложил эфесцам взять на себя все расходы по реставрации храма, былые и текущие (он сгорел в день рождения Александра)
[213], если он сможет написать свое имя как посвятивший новое строение,– условие, на которое эфесцы пойти не могли
[214]. Надпись, найденная в Приене, является свидетельством как щедрости Александра к храму Афины Полиады в этом городе, так и того, что горожане оказались более сговорчивыми, чем эфесцы,– ибо Александр фигурирует тут как единственный посвятитель
[215].
Под солнцем благодеяний нового Великого Царя, с ростом торговли после македонского завоевания греческие города Азии ждал новый расцвет. Праздники, которые являлись такой важной частью жизни греческого горожанина и отражали материальное благосостояние, стали отмечаться с новым рвением. Великий религиозный союз двенадцати ионийских городов во времена персидского владычества сократился до союза всего лишь девяти городов, и им пришлось перенести свое собрание и праздник из Панониона на мысе Микале в более безопасное убежище в Эфесе
[216]. При Александре старый порядок был восстановлен. Знаменитый алтарь Дидименского Аполлона в Бранхидах в области Милета, молчаливый и заброшенный в период власти персов, был восстановлен в своей прежней славе и снова изрекал пророчества, прославляя эллинского царя
[217]. О том, в каком свете видели Александра, свидетельствует поклонение ему, сохранявшееся в Ионийском союзе вплоть до римских времен
[218].
Развал империи не был для городов безусловным благом. Если, с одной стороны, он открыл путь к свободе, если Родос теперь мог изгнать свой гарнизон
[219], а Кизик бросил вызов сатрапу Гелле-спонтской Фригии
[220], с другой стороны, он втянул греческие города в постоянную войну и сделал их уязвимыми перед вторжением того или иного из соперничавших властителей. Они уже не стояли лицом к лицу с неодолимой мощью единой империи; но державы низшего порядка в ходе борьбы друг с другом гораздо меньше были склонны щадить их чувства, нежели всемогущий царь-отец. Знаком того, что в Малой Азии воцарились новые порядки, стала попытка, предпринятая в 319г. до н.э. Арридеем, сатрапом Геллеспонтской Фригии, навязать Кизику свой гарнизон. Теперь впервые
[221] македонский вождь сделал частью своей политики введение гарнизона в греческий город без всякого предшествующего конфликта. Однако угроза со стороны Антигона, видимо, не оставила Арридею другого выбора. Примерно в то же время Клит поступил так же в Лидии, и греческие города, из которых персидские гарнизоны были изгнаны пятнадцатью годами раньше македонским освободителем, теперь увидели, что их место занимают македонские гарнизоны
[222].
Этот шаг со стороны двух сатрапов, даже если он и был продиктован стратегическими причинами, принес большую политическую выгоду сатрапу Фригии. Он действительно решил быть верховным властителем Малой Азии и теперь смог преследовать свои амбиции как защитник автономии эллинов. Антигон незамедлительно принял эту роль перед всем миром и с этого времени тщательно старался отличить свою политику этой блестящей особенностью от политики своих врагов. Клит едва ли успел захватить ионийские города, как Антигон явился как их освободитель и вырвал великий город Эфес у тех, кто владел им. Сатрап Лидии уже оставил свою провинцию и ушел в Македонию. Антигон повел себя так же по отношению к Арридею. Он немедленно после осады Кизика послал посольство, чтобы прочесть ему лекцию о правах эллинских городов, и вскоре подкрепил свои слова силой
[223]. К следующему году (318 до н.э.) он уже вторгся в сатрапию и загнал Арридея в город Киус
[224]. Греческие города Пропонтиды – Византий, Калхедон, Кизик – считали его своим другом и были готовы помочь ему. Его морская победа над Клитом на Босфоре обеспечила ему обладание провинцией Геллеспонт. Мы не знаем, что сталось с Арридеем.
Греческие города, над которыми Антигон теперь распростер свое покровительство как повелитель Азии, были, однако, уязвимы перед атаками со стороны его врагов с моря. Асандр, сатрап Карии, с которым у Антигона не было еще времени разобраться, к 315г. до н.э., когда Антигон вернулся с Востока, бросил свои войска в Северную Каппадокию и осадил Амис
[225]. Тогда, когда началась великая война между Антигоном и другими вождями, греческие города вдоль всего побережья Малой Азии несли бремя набегов враждебных войск. То, что в тот момент симпатии эллинов в Азии лежали на стороне Антигона, ясно из того, что Родос позволил ему строить корабли в своих гаванях
[226]. Но они оказались в опасном положении. Силам Антигона приходилось быстро передвигаться вдоль побережья и по островам, чтобы отогнать врагов, нападавших на них. Амис и Эрифры получили помощь в 315г.
[227], Лемнос в 314г.
[228] Даже греческие города на европейском побережье Черного моря оказались в сфере интересов Антигона. В 313г. он попытался послать войска на помощь Каллатию, который изгнал гарнизон Лисимаха и «завладел автономией»
[229]. В тот же год Антигон довел до конца свою атаку на сатрапа Карии. Асандр, как Арридей и Клит, ввел гарнизоны в греческие города своей провинции. Об их освобождении громко говорится в манифестах Антигона. Его полководцы появились перед Милетом, призвали граждан к свободе и выгнали гарнизон из цитадели. Траллы тоже были захвачены (неизвестно, был ли там гарнизон, или просто там правили приверженцы Асандра). Кавн также был взят, хотя гарнизон держался в одной из двух цитаделей. Иас был вынужден заявить о своей приверженности делу Антигона
[230]. Книд вскоре после этого фигурирует как дружественное Антигону государство
[231].
