В Малой Азии правление второго Антиоха, судя по всему, до момента мира с Египтом было просто продолжением правления АнтиохаI. Селевкидскому двору нужно было разобраться с рядом проблем: внутренние проблемы представляли малые княжества – Каппадокия, Вифиния, Пергам, горные племена Тавра и галаты, греческие города, а внешние – отношения селевкидского двора с Птолемеем и Антигоном. Невозможно заметить какого-либо изменения в политике, связанного с новым царствованием, за исключением того, что конфликт с Эвменом Пергамским, видимо, прекратился и было достигнуто соглашение, позволявшее правителю Пергама владеть своим расширившимся царством в качестве подчиненного или союзника Антиоха. С двумя династиями в Каппадокии отношения селевкидского двора продолжали оставаться дружественными. Дом Ариарата фактически был признан самым впечатляющим образом – отныне он был связан с домом Селевка брачными узами. Греческий царь признал в князе варваров брата. Именно в течение первых четырех или пяти лет правления АнтиохаII
[487] Ариамна начали называть царем
[488]. И примерно в то же самое время его сын Ариарат, которого он сделал своим соправителем, женился на дочери АнтиохаII Стратонике
[489]. Один пассаж у Страбона, судя по всему, говорит о том, что область Катаония была уступлена Антиохом новому каппадокийскому царству в качестве приданого своей дочери
[490]. В случае с династией Понтийской Каппадокии следует отметить, что после ее основателя Митридата, которому наследовал его сын Ариобарзан в 266г. до н.э.
[491], цари перестают чеканить золотую монету – это указание на то, что они хотели приобрести дружбу дома Селевкидов, признав формально его сюзеренитет.
Об отношениях Антиоха с Вифинией мы ничего не знаем. Примерно в 250г. до н.э. Никомед умер, и новые семейные раздоры раскололи царский дом. Он оставил супругу Этазету и несколько маленьких детей, но, кроме них, от прежней жены, фригийки Дитизелы, у него был взрослый сын по имени Зиаэл
[492]. При правлении Этазеты Зиаэл был отстранен; он даже посчитал, что двор отца для него отныне небезопасен, и покинул страну. Никомед оставил свое царство детям Этазеты, в своем завещании поместив их под защиту Птолемея и Антигона, Византия, Гераклеи и Киуса. Однако теперь Зиаэл, который все это время жил у армянского царя, внезапно снова явился в Вифинию во главе отряда галатов-толистоагиев. Немедленно в стране начала бушевать гражданская война. Приверженцев Этазеты поддерживали войска из государств, под защитой которых находились ее дети. Однако Зиаэлу удалось завоевать сначала часть, а потом и все царство отца. Гераклея, которая принимала активное участие в противостоянии ему, была разорена галатами. Мы слышим о сыне Никомеда по имени Зипойт
[493], который обитал в качестве изгнанника в Македонии; несомненно, это был один из сыновей Этазеты, который бежал к своему опекуну, царю Антигону
[494].
Отношения Селевкидов с двумя другими македонскими царствами продолжали оставаться при АнтиохеII теми же, как и при АнтиохеI,– дружба с домом Антигона и состояние войны с Птолемеем. Из-за еще одного брака отношения между династиями Антигона и Селевка стали еще сложнее. Деметрий, сын Антигона Гоната и Филы, в свою очередь, тоже нашел себе невесту при селевкидском дворе: это была Стратоника, дочь старшей Стратоники и АнтиохаI, царевна, которая – такими сложными теперь стали родственные связи – была одновременно сводной сестрой и племянницей его матери и племянницей его отца
[495].
Война с Птолемеем застряла на мертвой точке (по крайней мере в Малой Азии), война, в которой прибрежные греческие государства и соседние острова были и театром, и наградой за победу. Военное счастье продолжало колебаться, и какого-либо прогресса в войне заметно не было. В последние годы правления АнтиохаI или в первые годы царствования его сына
[496] Эфес, торговый центр Малой Азии, перешел из рук Селевкидов в руки Птолемеев. Сам сын царя Птолемея, которого тоже звали Птолемей, командовал удерживавшим его гарнизоном – как мы понимаем, гарнизон этот состоял преимущественно из полудиких жителей Фракии
[497]. Однако за этим существенным приобретением для Птолемеев быстро последовали такие же существенные потери. Милет, где, как мы уже видели, было почтительно посвящено изображение сестры Птолемея, примерно в это время попал под власть тирана по имени Тимарх. Предполагали, что этот человек был этолийским кондотьером, который когда-то высадился на берегу Малой Азии и победил какого-то командующего царя Птолемея
[498]. Такое весьма возможно, и если это было так, то Тимарх должен был захватить Милет силой. В любом случае тиран Тимарх не считал, что подчиняется Птолемеям или Селевкидам. Вполне возможно, что в тот момент соперничество между двумя домами позволяло князькам поддерживать между тем свою независимость. В Эфесе юный Птолемей отказался подчиняться отцу и стал действовать в собственных интересах. Он и тиран Милета объединились
[499]. Однако они не рассчитали сил, с которыми им приходилось иметь дело. Милет был снова захвачен АнтиохомII, и теперь поток лести демоса обратился на дом Селевкидов. Прозвище Бог, которым потом был награжден Антиох, как говорили, впервые прозвучало в Милете
[500].
Правление молодого Птолемея
[501] в Эфесе также внезапно закончилось. Его фракийские воины, понимая слабость его позиции, устроили мятеж. Птолемей бежал со своей любовницей Ириной в великий храм Артемиды. Фракийцы, которых святость храма не смутила, последовали за ним туда и там убили его. Ирина держалась одной рукой за дверной молоток, чтобы вымолить защиту богини и для себя, а другой, забрызганной кровью ее любовника, сжимала священные реликвии,– и ее тоже убили
[502]. Эфес снова перешел в руки Селевкидов
[503]. Есть две отдельные заметки, которые наше незнание о делах того времени не позволяет нам связать друг с другом или с событиями той эпохи, но они, видимо, показывают, что в какой-то момент при АнтиохеII деятельность дома Селевкидов распространялась и на Европу. Одна из них – утверждение, выписанное из Мемнона
[504], что в какой-то момент чуть не разразилась война между Антиохом и Византием. Северная лига, которая, как мы видели, сражалась с АнтиохомI, видимо, все еще существовала, так как тогда Гераклия послала контингент из сорока трирем в Византий, и война «не дошла ни до чего большего, кроме угроз»
[505].
