Легенда об основании Антиохии, в том виде, как ее приводит Малала,– это именно то, что антиохийцы хотели бы представить как правду об основании своего города. Названия различных составляющих, из которых образовывалось первоначальное население, возможно, отражают какие-то исторические факты. Согласно этой легенде, Антиохия может претендовать на звание одной из первых греческих колоний – это не какой-то македонский город-выскочка. Она претендовала на родство с Афинами и Аргосом: здесь умерла Ио, дочь Инаха, и аргивский отряд под командованием афинянина Триптолема, который отправился искать ее, поселился на склоне горы Сильпий, а их наследники составили ядро Антиохии. Антиохийцы ссылались на название, которое местные жители-арамеи дали их великому городу – Ионе, как произносили его греки
[633]; конечно, это на самом деле значило всего лишь «город греков» (ионийцев). Вполне возможно, что в населении, которое впервые поместил в Антигонии Антигон, а Антиох перевел в Селевкию, был и афинский элемент
[634]: как монеты, так и памятники Антиохии говорят о связи с Афинами. Малала считает вполне возможным, что значительная часть первоначальных колонистов была македонцами; упоминается и о критянах и киприотах.
Во время царствования первых преемников Селевка Антиохия продолжала расти. К первоначальному городу Селевка был добавлен второй город со своей отдельной стеной – его основал, согласно Страбону, «коллектив поселенцев», что бы это ни значило
[635]. Третий городской квартал появился на острове на Оронте напротив уже существующего двойного города, когда СелевкII, изгнанный из Малой Азии, сделал Антиохию своей резиденцией. Возможно, именно в этом островном квартале был расположен дворец позднейших Селевкидов. Конечно, его связывал с берегом мост, и Антиохия, таким образом, стала «триполисом». СелевкII, возможно, только начал строить здесь, поскольку Либаний
[636] говорит об островном городе как о постройке его сына, АнтиохаIII.
Судя по всему, при основании новых городов в то время учреждался культ Фортуны города, то есть некоего духовного воплощения города, и устанавливалось ее изображение. Согласно историям, которые рассказывали в позднейшие времена, в жертву действительно приносили деву, и, таким образом, она как-то отождествлялась с душой города; но, может быть, эти истории не основаны ни на чем, кроме самого изображения. Образ Антигонии, когда Селевк разрушил город, основанный соперником, был перенесен в Антиохию: его почитали в новом городе, пока его снова не перенесли в Росс на берегу
[637]. Однако у Антиохии была своя Фортуна. Скульптор Евтихид из Сикиона, ученик великого Лисиппа, был призван сотворить это изображение
[638]. Из всех великих произведений искусства, которыми была украшена Антиохия Прекрасная, это – единственное, которое можно увидеть в наши дни. Мраморная его копия находится в Ватикане и выглядит точно так, как она показана на многих антиохийских монетах
[639]. Персонифицированная Антиохия восседает с какой-то благородной свободой: вруке у нее колос, голова увенчана цветами, и небольшая фигура, воплощающая реку Оронт, поднимается из земли у ее ног. Оригинал должен был обладать тем драматическим воздействием, которое характерно для произведений греческой скульптуры IIIв. до н.э.
[640]
Основной достопримечательностью Антиохии был сад Дафны, который находился между рекой и горой примерно в четырех или пяти милях ниже города. Сегодня это место отличается пышной зеленью и бурными ручьями – «Дом вод» (Байт-аль-Маа). В древние времена эти ручьи струились под сенью гигантских кипарисов, окружавших храм Пифийского Аполлона. В их тени или же среди лавров и олеандров население Антиохии проводило часы досуга. Стадион для игр, покровителем которых был этот бог,– подражание греческим Пифейским играм,– был устроен близ храма, и Дафна постоянно наполнялась шумом праздников и блеском веселых процессий. Образ Аполлона, который установил СелевкI, был работой афинянина Бриаксида. Он изображал Аполлона в образе Мусагета – с лирой и в длинных одеждах до пят. Другие, меньшие, храмы вставали среди деревьев. Это место было святилищем и как святилище, видимо, отнюдь не служило к уменьшению преступности в соседнем огромном городе. Окружность его составляла восемьдесят стадий
[641].
Должность верховного жреца Аполлона в Дафне была выгодной и достойной. Судя по всему, она была не годовой, но постоянной, поскольку мы видим, что АнтиохIII дарует ее одному из своих отличившихся слуг, который после длительных кампаний в Малой Азии был слишком измучен для дальнейших трудов
[642].
Третий великий город Селевка, Апамея, господствовал над средним Оронтом. Течение реки между областями близ Апамеи и тем местом, где она выходит из гор, чтобы повернуть на запад вокруг Сильпия, известно очень плохо. Около Апамеи долина расходится, превращаясь в болотистую низину. С холмов на востоке туда постоянно вливаются ручьи; там цветет буйная растительность. Вдоль реки простираются заросшие камышом лагуны. Кажется, что этой области не место в пустынной Сирии. Апамея стояла на нижних склонах восточных холмов. К югу от нее находится один из тех провалов в горных цепях, которые открывали легкие пути сообщения между долиной Оронта и Востоком. Селевк, судя по всему, обнаружил тут более раннее поселение македонских воинов, которые назвали свой город Пеллой в честь македонской столицы
[643]. Можно сомневаться, действительно ли алтарь Зевса Боттиэйского, который почитался в городе, был поставлен самим Александром, как гласила традиция. Апамея стала военной штаб-квартирой Сирии, если не всей селевкидской империи. Здесь находились центральное управление армии (τὸλογιστήριον τὸ στρατιωτικόν) и военные школы. Здесь находились правительственные конюшни, где одновременно насчитывалось более 30000 кобыл и 300 племенных жеребцов. Здесь Селевк разместил и 500 слонов, которых он получил из Пенджаба.
