События в провинции, прилегавшей к Мидии с юго-востока, Персиде, где находились места обитания той части иранской расы, которая так долго держала власть в своих руках, и царская крепость, где ахеменидские цари чувствовали себя дома, во время правления Селевкидов совершенно темны. То, что национальное или племенное чувство было сильно в этих долинах, мы можем видеть по случаю с Певкестом, который нашел разумным считать себя персом, будучи сатрапом, и по отважному заявлению местного аристократа на совете у Антигона,– что если Певкеста сместят, то никакого другого македонского правителя там не примут. О том, что это чувство сохранялось в период селевкидского господства, мы можем судить по тому факту, что, как только авторитет династии ослаб, страна оказалась под властью местных князей. Труд Селевкидов можно видеть только в пограничном городе Лаодикее, основанном Антиохом
[864], в Антиохии в Персиде, о которой мы знаем по декрету, который ее граждане однажды провели в своем народном собрании
[865], в Стасисе «на высокой скале», который опять-таки связан с именем АнтиохаI
[866], и, если можно судить по ее греческому названию, в Метоне
[867]. В какой-то момент, судя по всему, среди воинов-колонистов в Персиде (κάτοικοι) начался мятеж, подобно мятежу бактрийских греков после смерти Александра. Описывается хитрость, посредством которой Оборз, очевидно перс на службе селевкидского правительства, уничтожил 3000 мятежников
[868].
На севере Иранское плато отгорожено высокой стеной гор Эльбурс от Каспийского моря. Вдоль южной, то есть внутренней, стороны этих гор идет узкая полоска обитаемой земли, которая связывает Западный Иран с Восточным. Здесь провинция Мидия граничила с Парфией, страной, которая включала в себя самую восточную часть только что упомянутого пояса, а также горы, которые изгибаются к югу, образуя своего рода полумесяц от Эльбурса, встречаясь с горами Арии. Она соответствовала современному Хорасану или северной его части. Большая часть этой страны неплодородна – бесплодные горы граничат с огромной пустыней, но то тут, то там в долинах встречаются исключительно плодородные участки. Такова была область Нисы – одно из мест, которое в зороастрийских писаниях считается исключительно благословенным, в котором, как говорил Плиний, Александр основал Александрополь
[869]. Гекатомпилы, столица провинции, была обязана своим именем (согласно Полибию)
[870] тому, что туда стекались дороги со всех сторон; встране, где пути сообщения столь ограничены, центр дорожной системы был еще более важен. Само собой разумеется, что македонские цари должны были закрепить за собой такое место
[871]. И действительно, мы видим, что Гекатомпилы перечисляются среди городов, основанных Селевком Никтором
[872]. Единственным другим греческим городом в Парфии, чье имя дошло до нас, была Каллиопа, также, согласно Аппиану, основанная первым Селевком
[873]. Она, видимо, находилась на крайнем западе провинции, поскольку Плиний говорит, что когда-то она была пограничной крепостью для защиты от мидийцев
[874].
Близко связанной в административной системе с Парфией была страна на северной стороне гор Эльбурса по южному побережью Каспия – Гиркания (современный Мазандеран). Физически не могло быть большего контраста, чем между регионами к северу и к югу от Эльбурса. Вместо сухих уступов с парфянской стороны, склоны Гиркании, орошаемые влагой с Каспия, были покрыты густым лесом. Морское побережье у их подножия было почти итальянским по своему характеру. О пышном плодородии этой страны говорит Страбон
[875]. Обитатели ее, возможно, принадлежали к другому племени, чем иранцы, и холмы здесь, как и в других местах, были в руках непокорных племен – мардов и тапиров. О нескольких «значительных городах» (πόλεις ἀξιόλογοι) здесь, в Гиркании, говорит Страбон, и поскольку названия их местные, то, видимо, мы можем предполагать, что плодородность этой страны благоприятствовала появлению более крупных общин еще до македонского завоевания. Во времена Александра главным городом была Задракарта (возможно, там, где находится современный Астерабад). Полибий в эпоху АнтиохаIII говорит, что Сиринка являлась резиденцией правительства (βασίλειον)
[876], и Страбон использует то же выражение о Тапе
[877]. Являются ли они разными названиями одного места – невозможно сказать. Что касается греческих городов в этом регионе – хотя они, конечно, должны были быть, принимая во внимание богатство страны и интерес Селевка и его сына к навигации по Каспийскому морю,– то мы не знаем даже их названий, за исключением Эвмении
[878]. Однако стоит отметить, что в Сиринке в 209г. до н.э. проживала местная греческая община.
Гиркания и Парфия при системе, сложившейся к кончине Александра, находились под властью одного сатрапа, местного жителя, которого в 321г. до н.э. заменил македонянин Филипп
[879]. Это был тот самый человек, которого в 318г. до н.э. убил Пифон, чтобы поставить на его место своего брата Эвдама. Эвдама почти немедленно изгнали союзные сатрапы, и после триумфа Антигона в 316г. провинция, судя по всему, была присоединена к Бактрии и стала частью области, управлявшейся Стасанором
[880]. Несколько лет спустя вместе с остальным Востоком она перешла к Селевку.
