Антиох принял вызов, и армии сошлись. Первая фаза битвы стала столкновением кавалерии и легковооруженных воинов на обоих флангах; обе фаланги, в свою очередь, ждали в центре, не двигаясь. Исход этой части сражения был также не в пользу кого-то из противников. На правом крыле Селевкидов и левом крыле Птолемеев, где оба царя лично командовали битвой, строй Птолемея рухнул из-за того, что африканские слоны отступили перед индийскими слонами Антиоха. Воспользовавшись этим, царская кавалерия и легковооруженные греческие наемники Антиоха пробили левый фланг Птолемеев. В ликовании от победы юный царь продолжал преследование, оказавшись на опасно большом расстоянии от своей фаланги. На другом конце удача была не на стороне Селевкидов: здесь селевкидские всадники и легковооруженные контингенты азиатов – лидийцы, арабы и мидийцы – были обращены в бегство эскадронами фессалийца Эхекрата и пехотой, состоявшей из греческих наемников, фракийцев и галлов.
Теперь наступил момент, когда фаланги должны были решить судьбу сражения. Опустив свои сариссы, огромные массы воинов покатились вперед и сошлись. Теперь египетский двор смог пожать плоды своих длительных приготовлений. При первом ударе основная масса селевкидской фаланги сломалась и бежала; только избранные десять тысяч, лучшие и отборные воины со всех провинций, некоторое время держались в этой схватке, но затем были вынуждены пуститься в бегство вместе с остальными. В тот момент, когда Антиох на правом крыле уже наслаждался радостью победы, более опытные глаза заметили, что облака пыли в центре поля сражения двигаются к селевкидскому лагерю. Антиох повернул туда, отчаянно спеша,– но было уже слишком поздно. Вся армия быстро отступала к Рафии. Для юного царя это было горькое унижение. Его убедили, что «победа, насколько это зависело собственно от него, осталась за ним, а если битва проиграна, то лишь по малодушию и трусости прочих вождей»
[1035].
Побежденная армия на следующую ночь укрылась в Рафии. Но Антиох хотел оказаться как можно дальше от Птолемея
[1036] и на следующий день продолжил отступать к Газе. Именно из этого города он послал просьбу, которая, по греческим обычаям, была формальным признанием поражения: он попросил разрешения похоронить своих убитых. Затем он отправился домой, оставив все, что завоевал в двух кампаниях. Птолемей, со своей стороны, не был расположен усердно преследовать его и остался совершенно доволен восстановлением статус-кво – уходом селевкидских войск за Ливан. Он просто прошел через Палестину, где общины соперничали в излиянии вновь обретенных верноподданнических чувств. «Конечно,– говорит историк,– в такие времена все люди стараются приспособиться как-нибудь к сложившимся обстоятельствам, а тамошние народы больше других обнаруживают природную склонность и охоту уступать требованиям времени»
[1037].
Помимо страха преследования, у Антиоха были и другие причины ускорить свой марш. Он не знал, какое тревожное воздействие может оказать это поражение на настроения в народе. А что, если Ахей, которому когда-то уже поднесли диадему, появится теперь в Сирии – со всей славой, которую принес ему его успех в Малой Азии,– и призовет население, как македонское, так и местное, оставить дискредитированного и лишившегося свободы действий царя? Как только Антиох добрался до Антиохии, он постарался быстро договориться со своим южным противником. Он отправил посольство во главе со своим племянником Антипатром. К счастью, Птолемей, правивший теперь Египтом, мало чем интересовался, кроме животных страстей и литературы, и Антиох нашел его неожиданно сговорчивым. Он согласился заключить перемирие на год, и Сосибий, визирь Египта, был отправлен к сирийскому двору, чтобы заключить его. Перемирие, как кажется, почти немедленно привело к постоянному мирному соглашению
[1038]. В любом случае Антиох отвоевал у Египта Селевкию. Однако в Келесирии, несмотря на все его усилия, он был вынужден смириться с восстановлением прежнего порядка вещей
[1039].
Теперь вся его энергия обратилась на уничтожение Ахея. Он провел зиму 217/16г. до н.э., обновляя свою военную организацию и готовя широкомасштабное вторжение через Тавр следующей весной.
Приложения
Приложение А
Вопрос о месте рождения Селевка окружен неопределенностью. Стефан Византийский в статье Ὠρωπός, πόλις Μακεδονίας, ἐξ ἧς Σέλευκος ὁ Νικάτωρ далее говорит, что был еще другой Ороп, в Сирии, который был основан Селевком и назван в честь его родины. Поскольку в других местах никакой Ороп в Македонии не упоминается, то критики готовы понимать это название как Европ: этот топоним встречается как в Македонии, так и в Сирии. Это предположение почти бесспорное, хотя и не абсолютно бесспорное, поскольку мы не все знаем о городах как Македонии, так и Сирии. Следует заметить, что и Аппиан (Syr. 57) также называет Ороп среди городов, основанных Селевком в Азии, которые имеют названия, заимствованные из Греции и Македонии. Если в обоих пассажах название следует исправить на Европ, то перед нами встает другой вопрос: вМакедонии есть два города под названием Европ: один на Аксии, а другой – в области Алмопия. Даже если мы сможем сказать, какой именно город имеется в виду, никакой новой информации нам это не даст, поскольку неизвестно, где находился и тот и другой. Наконец, согласно Малале (p. 203)
[1040], Селевк был уроженцем Пеллы.
На момент кончины в 281г. до н.э. Селевку, согласно Аппиану (Syr. 63), было семьдесят три года; согласно Юстину (XVII. 1, 10)– семьдесят семь. Таким образом, царь родился между 358 и 354гг., и, когда умер Александр, Селевку было тридцать один или тридцать пять. Александр родился в 356г.
Отца Селевка звали Антиохом: Antiocho, claro inter Philippi duces viro (Just., XV. 4, 3)– так о нем писали позднее, когда его потомки поднялись очень высоко; может быть, это и правда.
Само имя Селевк относится к македонским (не греческим) именам, встречавшимся среди македонской аристократии. Насколько мне известно, оно встречается среди греков только после Александра. Может быть, это диалектный вариант греческого Ζάλευκος, что, как я полагаю, означает «очень светлый»?
То, что Селевк ушел из Македонии с Александром в 333г., можно понять из Diod., XIX. 81, 5; App. Syr. 56.
