Книга Город, страница 8. Автор книги Дэвид Бениофф

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Город»

Cтраница 8

Конвойные подталкивали нас и дальше, до застекленной террасы в самой глубине. Из высоких двустворчатых окон до полу открывался прекрасный вид на Неву и мрачные бесстрастные жилые дома на Выборгской стороне. За простым деревянным столом посреди этой веранды сидел пожилой человек. Плечом он держал возле уха телефонную трубку и что-то записывал карандашом в блокноте.

Мы остановились в дверях, а он на нас посмотрел. Похож на бывшего боксера — шея толстая, нос свернут набок и сплющен. Веки набрякшие, под глазами черные круги, а на лбу глубокие морщины. Седые волосы подстрижены очень коротким ежком. На вид ему было лет пятьдесят, но он запросто мог бы встать со стула и избить нас до смерти, даже не помяв мундира. В петлицах у него виднелось три шпалы. Я точно не знал, что они означают, но трех шпал во дворце больше ни у кого не было.

Человек отбросил блокнот на стол, и я увидел, что ничего он не записывал — просто рисовал крестики, снова и снова, и так изрисовал всю страницу. Меня это почему-то перепугало больше, чем его мундир или боксерская физиономия. Рисовал бы девушек или собачек — я бы понял. А тут — одни кресты.

Он смотрел на нас с Колей, и я знал — оценивает. Выносит приговор за наши преступления, приговаривает к смерти, а сам слушает голос в трубке.

— Ладно, — сказал он наконец. — Исполните к полудню. Без разговоров.

Повесил трубку и улыбнулся нам. Улыбка на его роже смотрелась так же нелепо, как и сам этот человек и его некрашеный деревянный стол на шикарной веранде старого роскошного дворца. У капитана госбезопасности — а я уже сообразил, что это, должно быть, тот самый, о ком ночью говорили солдаты, — была чудесная улыбка, зубы удивительно белые, и грубое лицо его все осветилось. Оно уже не грозило — оно приглашало.

— Дезертир и мародер! Ближе, ближе подходите, и наручники нам ни к чему. По-моему, ребятки буянить не станут. — Он махнул конвойным, те с неохотой достали ключ и сняли с нас оковы.

— Я не дезертир, — сказал Коля.

— Да? Свободны, — сказал капитан солдатам, на них даже не глянув. Те отдали честь и вышли.

Мы с капитаном остались одни. Он встал и подошел к нам. Кобура на поясе хлопала его по ноге. Коля стоял очень прямо, словно по стойке смирно перед офицером на смотру, и я, не зная, что делать, тоже выпрямился. Капитан подходил, пока едва не столкнулся с Колей нос к носу:

— Не дезертир, однако твоя часть сообщила, что ты пропал, а взяли тебя в сорока километрах от того места, где ты должен был находиться.

— Ну, объяснить это просто…

— А ты… — капитан повернулся ко мне, — на твою улицу опустился немецкий парашютист, а ты не сообщил органам. Решил сам поживиться за счет государства. Тоже можешь просто объяснить?

Мне хотелось воды. Во рту так пересохло, что он будто весь в чешуе был, как ящеричная кожа, а перед глазами уже скакали искорки.

— Ну?

— Извините.

— Извините? — Он пристально посмотрел на меня и рассмеялся: — Ну что ж, просишь прощения — тогда ладно, тогда все хорошо. Раз попросил прощения, это самое главное. Знаешь, парень, сколько народу я расстрелял? Не по моему приказу кто-то кого-то шлепнул, а я сам, вот из этого «ТТ»?… — Он хлопнул по кобуре. — Угадай. Не вышло? Это правильно, потому что я сам не знаю. Сбился со счета. А я из тех, кто предпочитает все знать. Я за всем слежу. Я точно знаю, сколько баб выеб — достаточно, уж поверь мне. Вот ты симпатичный парнишка, — сказал он Коле, — но попомни мои слова, у тебя столько не будет, хоть до ста лет доживи. Что вряд ли.

Я глянул на Колю — сейчас сморозит какую-нибудь глупость, и нас обоих шлепнут. Но Коле в кои-то веки сказать было нечего.

— «Извините» — так учителю в школе говорят, когда мелок сломают, — продолжал капитан. — Извинения от мародеров и дезертиров не принимаются.

— Мы думали, у него еда найдется.

Капитан долго на меня смотрел.

— Нашлась?

— Коньяку чуть-чуть. Или бренди… а может, шнапс.

— Каждый день за подделку продовольственных карточек мы расстреливаем десяток человек. И знаешь, что они нам говорят перед расстрелом? Что они хотели есть. Само собой, они хотели есть! Все хотят есть. Но воров мы все равно будем расстреливать.

— Я ж не у наших крал…

— Ты крал государственную собственность. Что взял?

Я мялся, сколько мог.

— Ножик.

— Ага. Честный вор.

Я присел и отстегнул ножны от лодыжки. Отдал нож капитану. Тот осмотрел немецкую кожу.

— И у тебя это было с собой всю ночь? Никто не обыскивал? — Он выматерился на выдохе — видимо, устал от всеобщей бестолковости. — Чего тут удивляться, что мы проигрываем войну. — Он вытащил нож и присмотрелся к гравировке: — «Кровь и честь». Ха… Ебать их в жопу, блядиных сынов. Умеешь?

— Что?

— Ножом пользоваться. Резать сплеча, — он показал, вспоров сталью воздух, — лучше, чем колоть. Труднее защититься. Цель в горло, а если не получится — в глаза или живот. В бедро тоже неплохо: там артерии. — Наставление сопровождалось живой демонстрацией. — И не останавливайся, — сказал капитан. Танцуя, он подошел почти вплотную; сталь сверкала. — Не прекращай — пусть нож все время движется, противник тогда перейдет к обороне. — Он сунул нож обратно в ножны и кинул мне: — Оставь себе. Пригодится.

Я воззрился на Колю, а тот пожал плечами. Все так странно, что не поймешь, как мозги ни напрягай, все равно ничего не поймешь. Я опустился на колено и снова пристегнул ножны к лодыжке.

Капитан подошел к окну; за окном ветер нес вчерашний снег по замерзшей Неве.

— У тебя отец поэт был.

— Да, — подтвердил я, не сводя глаз с капитанского затылка. Никто из родных отца не поминал уже четыре года. То есть прямо вот так. Ни словом.

— Хорошо писал. То, что с ним произошло… неудачно.

Что тут скажешь? Я смотрел в пол и чувствовал, как Коля щурится, глядя на меня, — соображает, что это за бессчастный поэт меня породил.

— Вы сегодня еще не ели, — сказал капитан. Он не спрашивал. — Крепкий чай с хлебом — как вам? А может, и ухи раздобудем. Боря!

На веранду заглянул адъютант с карандашом, заткнутым за ухо.

— Накорми ребят завтраком.

Боря кивнул и так же быстро скрылся.

Уха. Ухи я с лета не ел. Такая же дикая экзотика, как, например, голая девчонка на острове в Тихом океане.

— Идите сюда, — сказал капитан. Он открыл створку окна и шагнул на мороз. Мы с Колей двинулись за ним по гравийной дорожке через замерзший сад, к берегу.

По Неве на коньках каталась девушка в лисьей убке. Обычной зимой на выходных по Неве катались сотни девушек, но теперь-то зима была необычная. Лед крепкий уже много недель как, но у кого хватало сил выписывать восьмерки? Стоя на замерзшем грязном берегу, мы с Колей глазели на девушку, будто на обезьянку, что катается по улице на одноколесном велосипеде. Девушка была чудовищно прекрасна: темные волосы разделены посередине пробором, а сзади собраны в свободный узел, упитанные щеки разрумянились от ветра. Я не сразу сообразил, что в ней странного, а через несколько секунд понял: даже издали было видно, что девушку хорошо кормят. Ее лицо не осунулось, в нем не было отчаяния. Двигалась она небрежно и легко, как физкультурница. Пируэты делала быстро и четко и не задыхалась. Ноги у нее, должно быть, превосходные — длинные, белые, сильные. И член у меня отвердел впервые за много дней.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация