–Я приехал сюда из Дели! Дайте мне хотя бы полшанса. Я работал на руководящей должности и имел достойный оклад, а вы просите меня согласиться на еженедельную заработную плату простого рабочего – даже не бригадира или хотя бы старшего мастера! Вы ведь понимаете, что это несправедливо?
–Нет.
–Председатель совета директоров…
Голос мистера Новака тихим ударом кнута рассек воздух:
–Председатель попросил меня рассмотреть ваше резюме. Я выполнил его просьбу и отправил вам соответствующее письмо. На этом тема должна была быть исчерпана. Вы напрасно приехали сюда из Дели, и я не вижу причин менять свое решение. Всего вам доброго, мистер Кханна.
Хареш, негодуя, встал и вышел. На улице по-прежнему лил дождь. В электричке до Калькутты он стал гадать, что делать дальше. Новак вытер об него ноги, и это было нестерпимо унизительно. Он никогда не опускался до такого рода просьб, а тут и просьбы не сработали.
Впрочем, в Хареше сейчас говорила не только гордость. Чтобы ухаживать за Латой, он должен во что бы то ни стало устроиться на работу. Его знаний о госпоже Рупе Мере хватало, чтобы понимать: она никогда не позволит дочери выйти за безработного. Да Харешу и самому не пришло бы в голову просить Лату разделить с ним нищенское существование. И как ему теперь смотреть в глаза дяде Умешу, что ему сказать? Как горько будет мириться с его шпильками и насмешками, это просто невыносимо и немыслимо…
Хареш решил взять быка за рога. В тот день он несколько часов стоял под дождем возле головного офиса «Праги» на Камак-стрит. И на следующий день тоже. В результате этой разведки он смог выяснить, когда господин Кханделвал приходит на работу и уходит домой. Ровно в час дня он покидал офис и отправлялся обедать.
На третий день, когда в час дня ворота перед офисом распахнулись, чтобы выпустить председательский «остин-ширлайн», Хареш шагнул на дорогу прямо под колеса автомобиля. Водитель был вынужден остановиться, а охранники суетливо забегали туда-сюда, не зная, что предпринять – заговорить с возмутителем спокойствия или попросту оттащить его прочь. Господин Кханделвал, однако, узнал его и открыл окно.
–А!– воскликнул он, пытаясь вспомнить имя.
–Хареш Кханна, сэр…
–Да-да, помню, Мукерджи приводил вас ко мне, когда я был в Дели. Что случилось?
–Ничего.– Хареш говорил спокойно, но выдавить улыбку все же не смог.
–Ничего?– Кханделвал нахмурился.
–Если на фабрике «Джеймс Хоули» мне предлагали семьсот пятьдесят рупий в месяц, то мистер Новак сказал, что не готов платить больше двадцати восьми рупий в неделю. Похоже, квалифицированные сотрудники «Праге» не нужны.
Хареш не стал упоминать, что щедрое предложение было впоследствии аннулировано, и мысленно порадовался, что на той встрече в Дели речь об этом не зашла.
–Хмм,– протянул господин Кханделвал.– Загляните ко мне послезавтра.
Когда два дня спустя Хареш явился на встречу, господин Кханделвал раскрыл на столе его досье. Быстро просмотрев бумаги, он кивнул Харешу и сказал:
–Я изучил вопрос. Гавел ждет вас завтра на собеседование.
Гавел был генеральным директором Прагапура.
У господина Кханделвала, похоже, не осталось вопросов к Харешу. Он лишь справился о делах Мукерджи и молвил на прощание:
–Что ж, посмотрим, как все пройдет.
Никакой преувеличенной заботы о судьбе Хареша он не выказал.
13.27
Хареш тем не менее воодушевился. То, что его пригласили на собеседование к Гавелу, означало, что Кханделвал заставил чехов всерьез отнестись к соискателю. На следующий день, садясь в электричку, которая через сорок пять минут должна была доставить его в Прагапур, он чувствовал себя гораздо увереннее.
Личный помощник генерального директора сообщил ему, что Новака на собеседовании не будет. Хареш облегченно выдохнул.
Через несколько минут Хареша пригласили в кабинет генерального директора Прагапура.
Павел Гавел – так его назвали выдумщики (или идиоты?) родители, не подумав, какие издевательства и насмешки сыну придется терпеть в школе,– был невысокого роста и почти такой же ширины.
–Садитесь, садитесь, садитесь…– сказал он Харешу.
Хареш сел.
–Покажите руки.
Он протянул мистеру Гавелу свои руки ладонями вверх.
–Выгните большие пальцы.
Хареш попытался выгнуть их как можно сильнее.
Мистер Гавел засмеялся. Беззлобно, но категорично.
–Вы не умеете делать обувь,– сказал он.
–Еще как умею,– ответил Хареш.
–Нет, нет, нет…– продолжал смеяться мистер Гавел.– Вы должны работать в другой сфере, поищите себе другое призвание. В «Праге» вам не место. Чем вы хотели здесь заниматься?
–Сидеть по другую сторону этого стола,– признался Хареш.
Мистер Гавел перестал улыбаться.
–Ах вот как. Высоко метите!
–Со временем надеюсь забраться повыше, да.
–Мы все начинали на производстве,– пояснил мистер Гавел, искренне жалея этого неспособного, но амбициозного молодого человека, у которого не было будущего в обувном производстве, как бы он туда ни стремился. Для изготовления чешской обуви требовалось умение выгибать большой палец в обратную сторону, а у этого юноши палец совершенно не гнулся. На производстве он будет как однорукий боксер на ринге.– Я, мистер Новак, мистер Яначек, мистер Курилла – все мы сначала были простыми рабочими. Если вы не умеете делать обувь, какие у вас могут быть перспективы в этой компании?
–Никаких,– признал Хареш.
–Вот-вот…– кивнул Павел Гавел.
–Вы еще не видели меня в деле. Как вы можете утверждать, что я ни на что не способен?
Павел Гавел начинал злиться. Столько работы, а он лясы точит… Индийцы любят бахвалиться, но толку от них на производстве никакого. Выглянув на улицу и посмотрев на яркую – слишком яркую – зелень за окном, мистер Гавел вздохнул и стал гадать, уйдут ли коммунисты из Чехословакии и сможет ли он с семьей когда-нибудь вернуться в родную Братиславу.
Молодой человек что-то рассказывал про свои навыки и умения.
Павел Гавел взглянул на лацкан его дорогого костюма и жестоко отрезал:
–Вы никогда не смастерите ни одной пары обуви.
Хареш не понимал, почему тон Гавела вдруг так переменился, но его это не напугало.
–Полагаю, я смогу с нуля изготовить для вас превосходную пару. Предоставьте мне лекала, инструменты – и убедитесь в этом сами.
–Что ж, хорошо. Изготовьте мне одну пару. Если справитесь – возьму вас бригадиром и буду платить вам восемьдесят рупий в неделю.
Никто и никогда не устраивался в «Прагу» бригадиром, все поступали простыми рабочими, но Павел Гавел считал, что ничем не рискует. Одно дело – дипломы и бумажки, а другое – негнущиеся пальцы и индийское слюнтяйство.
