Она вновь открыла дарственную надпись. Что это за «граню» впоследней строчке? Почему он выбрал именно это слово – только ли ради размера? Можно ли гранить слова? Впрочем, должно быть, это метафора того же порядка, что бьющее татуировку птичье крыло.
И вдруг, просто так, без подсказки и всякой на то причины (Лата не могла знать, что посвящение написано хитро), она с восторгом и смятением осознала, каким поистине «граненым» иличным было посвящение Амита и почему он не стал называть ее по имени. Дело не в том, что он решил обойтись ананасами и упоминанием их прогулки по кладбищу, нет! Достаточно было взглянуть на первые буквы каждой из четырех строк каждого четверостишия, чтобы понять, какой органичной и неотъемлемой частью смысла и самой структуры стихотворения автор задумал сделать ее – Лату.
Часть четырнадцатая
14.1
В начале августа Махеш Капур отправился в свое поместье в Рудхии, взяв с собой Мана. Уйдя с министерского поста, он мог уделять больше времени собственным делам. Помимо наблюдения за работами на плантации, которые в данный момент сводились главным образом к пересадке риса, у него было еще два повода посетить Рудхию. Во-первых, он хотел проверить, не привлечет ли управление фермой Мана, не проявившего ни интереса, ни способностей к делам в Варанаси, и не будет ли в этом больше пользы. Во-вторых, надо было выбрать надежный избирательный округ, от которого Махеш мог бы баллотироваться в депутаты Законодательного собрания на предстоявших всеобщих выборах. Выступая от новообразованной Народной рабоче-крестьянской партии (НРКП), в которую вступил, он должен был обойти кандидата его бывшей партии, Национального Конгресса. Наиболее подходящим для этого местом представлялся подокруг Рудхия, где находились его владения. Шагая по полям, Махеш размышлял о крупных фигурах раздираемого внутренними конфликтами Конгресса, которые соперничали друг с другом в борьбе за власть в национальном масштабе.
Политик из Уттар-Прадеш Рафи Ахмед Кидвай, умный и лукавый любитель политической игры, по чьей вине целый ряд членов Конгресса, включая Махеша Капура, покинули партию, был заклятым врагом ее правого индуистского националистического крыла – отчасти из-за его мусульманского вероисповедания, отчасти потому, что он дважды возглавлял сопротивление попыткам Пурушоттамдаса Тандона
[111] стать президентом ИНК. В 1948году Тандон проиграл выборы, уступив конкуренту совсем немного, в 1950-м с небольшим перевесом победил в битве, особенно ожесточенной оттого, что тот, кому предстояло управлять партийной машиной в 1951году, займется и подбором кандидатов на всеобщих выборах.
Итак лидером партии Конгресс стал босоногий, бородатый, суровый и склонный к фанатизму Тандон – уроженец Аллахабада, как и Неру, на несколько лет старше его. Свой рабочий комитет он составил в основном из партийных боссов отдельных штатов и их сторонников, так как рычаги управления Конгрессом в большинстве штатов теперь находились в руках консерваторов. Тандон настоял на праве президента ИНК беспрепятственно отбирать кандидатов в Рабочий комитет и категорически отказался включить в него как побежденного им на выборах Крипалани, так и Кидвая, руководившего предвыборной кампанией Крипалани. Премьер-министр Неру, расстроенный избранием Тандона, которое он не без оснований считал победой не только самого Тандона, но и Сардара Пателя, его собственного могущественного соперника, поначалу отказался входить в состав Рабочего комитета, отвергшего Кидвая. Но поскольку Конгресс был единственной силой, связывавшей разрозненные местные политические организации в одну всеиндийскую сеть, Неру в конце концов вступил в комитет, несмотря на имевшиеся у него возражения.
Стремясь защитить политику своего правительства от какого бы то ни было противодействия со стороны напористого президента Конгресса, Неру добивался принятия резолюций на партийных съездах по всем своим политическим решениям, которые одобрялись подавляющим большинством собравшихся. Но одно дело – получить одобрение партии, и совсем другое – руководить работой ее членов и процессом отбора кандидатов. Неру с тревогой чувствовал, что демонстративная поддержка его политики тотчас прекратится, как только численность правых в парламенте и законодательных органах возрастет. Его имя используют для победы на выборах, а затем его самого отодвинут в сторону, и он ничего не сможет с этим поделать.
Смерть Сардара Пателя через два месяца после избрания Тандона оставила правое крыло без его главного стратега. Но Тандон доказал, что он и сам по себе грозный соперник. Ради укрепления партийной дисциплины и единства Тандон препятствовал образованию оппозиционных группировок в рядах ИНК вроде Демократического фронта, созданного Кидваем и Крипалани (так называемой Группой К-К) и открыто выступавшего против нового руководства. Либо вы остаетесь в партии и подчиняетесь Рабочему комитету, либо выходите из нее, предупреждали их. Тандон, в отличие от своего покладистого предшественника на этом посту, настаивал также на том, чтобы партия – в лице ее президента – имела полное право давать советы правительству Неру и, более того, контролировать его политику, вплоть до вопроса о запрете приготовления пищи на гидрогенизированном масле. Мнения Тандона по всем важным вопросам были прямо противоположны взглядам Неру и его приверженцев, таких как Кидвай и Крипалани или, если говорить о Брахмпуре, то и Махеш Капур.
Их расхождения проявлялись как в области экономической политики, так и в их позициях по индусско-мусульманской проблеме. Весь предыдущий год Индия и Пакистан вели словесную перестрелку через границу. Временами казалось, что вот-вот разразится война из-за Кашмира. В то время как Неру считал, что война будет губительной для обеих стран из-за их слабой развитости, и пытался достичь хоть какого-то взаимопонимания с премьер-министром Пакистана Лиакатом Али Ханом, многие члены партии были ожесточены и настроены воинственно. Один из министров вышел из состава кабинета, образовал собственную Партию индуистского возрождения и призывал даже завоевать Пакистан и вновь присоединить его насильно к Индии. Усугублял положение постоянный поток беженцев из Пакистана, преимущественно восточного, оседавших в Бенгалии тяжким бременем для региона, облегчить которое не было возможности. Они бежали потому, что в Пакистане их притесняли и жить там было небезопасно. Некоторые индийские политики, придерживавшиеся жесткой линии, предлагали применить принцип взаимности и при бегстве каждого индуса из Пакистана изгонять из Индии одного мусульманина. В головах таких политиков прочно укоренилось представление о двух непримиримых нациях с их взаимной виной и обидами. Эта теория двух наций, послужившая в свое время Мусульманской лиге основанием для того, чтобы настаивать на отделении Пакистана, заставляла их рассматривать индийских мусульман прежде всего как мусульман, а не индийских граждан, и политики были готовы мстить им за бесчинства, которые их единоверцы творили по ту сторону границы.
