Махеш Капур пожал плечами.
–Скажите, откуда у вас такая недоверчивость?– спросил он.– Почему вы так уверены, что Неру не возьмет – снова – власть в свои руки? Он повернул партию вспять и ухватил поводья, когда никто не ожидал этого от него. Не исключено, что он устроит нам еще какой-нибудь сюрприз.
–Я участвовал в заседании Всеиндийского комитета Конгресса в Дели, как вы знаете,– ответил Абдус Салям, уставившись в какую-то точку пространства перед собой.– И был свидетелем того, как он хватал поводья. Это была незабываемая сцена. Хотите, я опишу вам ее подробно?
–Хочу.
–На второй день заседания мы все собрались в Конституционном клубе. Накануне Неру хотели избрать председателем собрания, но он отказался – сказал, что ему надо провести ночь с этим вопросом и всем остальным тоже, и предложил перенести дебаты на следующий день. Все провели ночь с вопросом и на следующий день ожидали, что он выступит. Выступать он отказался, но председательское кресло занял. Тандон был среди активных членов президиума, но председательствовал Неру. Возможно, в этот день он согласился на это, решив, что отказ будет уже чрезмерной скромностью и его могут неправильно понять. А может быть, ему ничего другого не оставалось, если Тандон отказался сидеть там, где его явно не хотели видеть.
–Тандон был одним из немногих, кто выступил против большинства, когда партия Конгресс проголосовала за Раздел,– заметил Махеш Капур.– В беспринципности его нельзя упрекнуть.
–Да, конечно,– обронил Абдус Салям небрежным тоном.– Но решение о Пакистане было правильным.– Видя, что Махеш Капур шокирован его замечанием, он пояснил:– Мусульманская лига была очень сильна в объединенной Индии. Она не давала возможности ни избавиться от княжеских штатов вроде Марха
[139], ни пытаться отменить феодальное землевладение. Все это знают, но молчат в тряпочку. Но с тех пор много воды утекло, сделанного не воротишь, оно стало историческим фактом. Так вот. Мы, значит, смотрим в клубе с благоговением на кафедру и ждем, когда же победитель заявит, что не потерпит никакого противодействия и что все без исключения кандидаты на выборах будут его людьми, и заставит партийный аппарат повиноваться малейшим его прихотям.
–Все кандидаты, включая женщин.
–О да. Пандитджи очень трепетно относится к участию женщин в политике.
–Продолжайте-продолжайте, Абдус Салям, не отвлекайтесь.
–Ну вот. Вместо того чтобы издать призывный воинственный клич или хотя бы изложить план конкретных действий, Неру преподнес нам речь о Единстве Сердец. Надо быть выше расхождений и разделений, долой фракции и клики! Надо работать сообща, как единая команда, как семья, как воинское подразделение. Мне хотелось сказать: «Дорогой чача Неру! Это же Индия, Индустан, Бхарата, дроби здесь придумали раньше, чем ноль. Если даже сердце разделено на четыре части, как можно ожидать, что мы, индийцы, не разделимся по крайней мере на четыреста?»
–Но что он сказал о кандидатах?
Ответ Абдуса Саляма был малоутешителен:
–Ну что он мог сказать? Джавахарлал есть Джавахарлал. Он сказал, что не знает и не хочет знать, кто принадлежит к какой группе. Что он полностью согласен с Тандонджи: выбирать надо из людей, которые не рвутся быть избранными. Он, конечно, понимает, что на практике это не всегда возможно. Когда он произнес это, Агарвал, сидевший рядом со мной, заметно расслабился и улыбнулся. И знаете, министр Сахиб, его улыбка мне совсем не понравилась.
Махеш Капур кивнул и спросил:
–Но после этого он согласился стать президентом?
–Не совсем. Он сказал, что думал над этим. Нам повезло, что он имел возможность поспать этой ночью. Он признался нам, что накануне, когда его кандидатуру выдвинули и сразу избрали, он еще не принял решения. «Я не знал, что мне делать»,– сказал он. Но теперь, когда он выспался, он понял, что ему не так-то легко уйти от ответственности. И даже совсем не легко.
–И тут вы все вздохнули с облегчением?
–Вы угадали, министр-сахиб. Но оказалось, что мы поторопились со вздохом. Им овладело неотвязное сомнение. Пустяковое сомнение, но неотвязное. Он провел ночь с этим вопросом и принял решение. Точнее, почти принял. Тут, сказал он, возникает еще один вопрос: мы все тоже провели ночь с этим главным вопросом и, возможно, изменили свое мнение. Или нет? Если нет, то можем ли мы подтвердить это? И как мы можем убедить его, что так оно и есть?
–Ну хорошо, так что вы сделали?– спросил Махеш Капур нетерпеливо. Он уже начал уставать от неторопливо-ироничной манеры изложения, избранной Абдусом Салямом.
–А что мы могли сделать? Мы опять подняли руки. Но оказалось, что этого недостаточно. Тогда некоторые подняли обе руки. Но и этого было мало. Пандитджи не хотел повторного голосования руками или ногами. Он хотел, чтобы мы продемонстрировали ему свои сердца и умы, и лишь тогда он сможет решить, принимать ему наше предложение или нет.
Абдус Салям замолчал, ожидая сократовского вопроса, и Махеш Капур, понимая, что без этого телега не двинется дальше, подкинул реплику:
–Это, должно быть, поставило вас в затруднительное положение.
–Да уж. Я все время думал: ну давай, возьми руль в свои руки, назови своих кандидатов. А он продолжал талдычить о сердцах и умах. Я заметил, что Пант, Тандон и Шарма смотрят на него в замешательстве, а Л.Н.Агарвал продолжает ухмыляться своей кривой ухмылкой.
–И что дальше?
–Мы стали аплодировать.
–И это тоже ничего не дало?
–Да, министр-сахиб, это тоже ничего не дало. Тогда мы решили принять резолюцию. Но пандит Неру не хотел об этом слышать. Мы могли бы кричать «Да здравствует пандит Неру!» до посинения, но знали, что это его только прогневит. Неру против культа личности. Он не любит лесть – неприкрытую и громогласную. Он демократ до мозга костей.
–Но чем же дело кончилось. Салям? Можно уже дорассказать, не дожидаясь наводящих вопросов?
–Ну, оставалось лишь одно. Мы исчерпали все возможности, выдохлись и не хотели расходиться, чтобы проводить ночь еще с каким-нибудь вопросом. Мы сломали себе головы, но ничего толкового не придумали, и все наши предложения были неприемлемы для него. Тогда-то мы и обратились к нему, чтобы он смилостивился и намекнул нам, что может доказать ему, что наши сердца и умы целиком на его стороне. Это озадачило нашего лидера. Он не знал ответа.
–Он не знал?!– вырвалось у Махеша Капура.
–Он не знал.– На лице Абдуса Саляма появилось свойственное Неру меланхоличное выражение.– Однако, подумав несколько минут, он нашел выход из тупика. Мы должны были крикнуть вместе с ним «Джай Хинд!». Это показало бы ему, что у нас все в порядке с сердцами и умами.
