–Как и совет насчет партии, надеюсь?
Махеш Капур ответил не сразу. После довольно продолжительной паузы он сказал:
–Да, я решил вернуться в Конгресс. Вам говорю об этом первому.
–Выступайте от Байтара, Капур-сахиб,– произнес наваб-сахиб довольным тоном.– Выступайте от Байтара. Вы победите, иншалла,– ваши друзья помогут вам.
–Посмотрим, посмотрим.
–Так вы-то придете завтра к ланчу?
–Да-да. Отмечаете какое-то событие или дату?
–Ничего не отмечаю. Просто хочу, чтобы вы выслушали за едой мои жалобы насчет того, как хорошо было раньше.
–О’кей.
–Передайте привет матери Мана,– сказал наваб. Он помолчал, подумав, что, может быть, уместнее было бы сказать «матери Прана» или даже «матери Вины». Погладив бороду, он спросил:– Но разумно ли с ее слабым здоровьем поститься?
–Разумно ли?– переспросил Махеш Капур.– Дорогой наваб-сахиб, такого слова она не знает.
15.18
Госпожа Рупа Мера тоже была не в ладах с этим словом. В день Карва-чаутха она временно прекратила вязание пинеток и заперла под замок все спицы и все иголки, какие нашла в доме. Она рассудила, что Савита будет поститься ради здоровья и долголетия мужа, и прикоснуться к иголке, даже случайно, было бы в этот день равносильно катастрофе.
Однажды братья некой молодой женщины, обеспокоенные тем, что она целый день мучается без еды, убедили ее, что луна взошла, тогда как на самом деле они развели позади одного из деревьев маленький костер, имитирующий лунный свет. Она поела немного, прежде чем поняла, что это обман, и вскоре после этого пришло известие о том, что ее муж внезапно умер, пронзенный тысячей иголок. Соблюдая крайний аскетизм и сделав множество подношений богиням, молодая вдова в конце концов добилась их обещания, что в случае, если она будет поститься по всем правилам весь следующий год, ее муж вернется к жизни. Каждый день в течение года она вытаскивала одну за другой иголки из мертвого тела ее мужа. Однако самую последнюю вытащила в день Карва-чаутха их служанка, и муж сразу ожил. Увидев рядом с собой служанку, он решил, что это ее усилиями он был возрожден и что ему не остается ничего другого, как развестись с женой и жениться на служанке. Так что оставлять где попало иголки в этот день было крайне небезопасно: коснешься одной из них – и потеряешь мужа.
Что думала об этом Савита, вооруженная юридическими познаниями, воспитывавшая ребенка и потому твердо стоявшая на ногах, было неизвестно, однако она неукоснительно соблюдала все требования ритуала и даже посмотрела на восходящую луну, как полагается, через сито.
В Калькутте же сахиб и мемсахиб считали обычай Карва-чаутх сущим идиотизмом и не обращали никакого внимания на отчаянные призывы госпожи Рупы Меры к Минакши – пусть даже брамо по происхождению – соблюдать его.
–Чего только твоя мать не придумает, Арун!– заметила Минакши.
Один за другим прошли индуистские праздники. Кто-то истово соблюдал все обряды, кто-то делал это без вдохновения, кто-то просто принял к сведению, а кто-то их откровенно игнорировал. В течение пяти дней подряд в конце октября праздновались Дхантерас, Хануман-джаянти, Дивали, Аннакутам и Бхай-Дудж. Шестой день был священным для Прана, который часами не отходил от радиоприемника. Это был первый день первого международного матча по крикету в этом сезоне. Команда Дели принимала у себя на поле англичан.
Неделю спустя боги наконец очнулись от четырехмесячной спячки, очень мудро проведя во сне этот тягостный период, медленно набиравший обороты.
15.19
Матч между Индией и Англией оказался предельно скучным, чего нельзя было сказать о встрече университетской команды со «Старыми брахмпурцами», состоявшейся в воскресенье на площадке университета.
Университетская команда была не в лучшей форме, так как двое игроков получили травмы; «Старые брахмпурцы» же были отнюдь не подарок – за них выступали не только рядовые спортсмены, собранные с миру по нитке, но и двое бывших крикетистов университета, возглавлявших его команду в пределах последних лет десяти.
В сборную Брахмпура входил Ман, среди нетравмированных университетских игроков был Кабир, а обязанности одного из судей выполнял Пран.
Это был прекрасный день начала ноября, погода стояла ясная и бодрящая. Зеленая трава еще сохраняла свежесть. Все пребывали в приподнятом настроении; студенты высыпали на лужайку большой массой, благо до экзаменов и прочих сопутствующих неприятностей еще оставалась уйма времени. Столпившись вокруг площадки, они подбадривали своих игроков, освистывали чужих, заговаривали с членами команд, находившимися в запасе, и создавали среди зрителей не меньший ажиотаж, чем игроки на поле. В студенческой толпе можно было заметить и преподавателей.
Одним из них был доктор Дуррани. Он находил, что крикет – удивительно многообещающий объект математических исследований. В данный момент, не обращая внимания на то, что его сын выбил Мана из игры крученым броском, он думал о преимуществах шестнадцатеричной, восьмеричной, десятичной и двенадцатеричной систем счисления применительно к крикету.
–Интересно, не правда ли, Патвардхан,– обратился он к коллеге,– что число шесть, хотя его можно назвать «совершенным», представляет собой в математике почти неуловимую величину – за исключением, впрочем, геометрии,– а в крикете оказывается, так сказать, верховным божеством, вам так не кажется?
Сунил Патвардхан кивнул, но ничего не ответил. Его взгляд был прикован к питчу.
Следующий игрок едва успел войти и тут же выбыл благодаря обманному броску Кабира. Толпа студентов радостно взревела.
–Шесть бросков в одном овере, заметьте, Патвардхан. Шесть ранов при ударе навылет без касания поля, разумеется, и шесть стоек на поле!
Входящий игрок едва успел надеть щитки и был еще в раздевалке, когда предыдущий бэтсмен туда уже вернулся. Он вышел на поле решительным шагом, агрессивно помахивая битой. Это был один из бывших университетских капитанов, и он не собирался позволить Кабиру сделать хет-трик. Войдя в игру, он кинул свирепый взгляд не только на боулера, стоявшего в напряженном ожидании, но и на собственного партнера, приготовившегося отбивать удары, а также на столбики противоположной калитки, судью и стайку безобидных скворцов-майн.
Кабир впился взглядом в почти неразличимый средний столбик калитки противника, словно Арджуна, нацеливший свой лук на глаз невидимой птицы. Мяч полетел с обманчиво низкой скоростью прямо вдоль питча. Бэтсмен попытался отбить его, но промазал, и глухой удар мяча о его щиток прозвучал как ворчливое предупреждение судьбы.
Одиннадцать университетских игроков завопили в восторге, а Пран, улыбаясь, поднял палец. Он кивнул Кабиру, который с широкой улыбкой принимал поздравления товарищей по команде.
Хор зрителей тоже радостно орал не меньше минуты, а отдельные солисты не успокаивались в течение всего овера с участием Кабира. Сунил, не поднимаясь с места, исполнил несколько па – смесь джиги и катхака. Он посмотрел на доктора Дуррани – какое впечатление произвел на него триумф сына.
