–Эти зеленые штучки – изумруды, а не что-нибудь,– негодующе фыркнула Малати, на самом деле польщенная.
–Ну, я не очень-то в таких вещах разбираюсь. Но выглядит все потрясающе.
Подали кофе. Потягивая его, они говорили о фотографиях, которые были сняты во время спектакля и получились хорошо, о горных деревушках, где бывали и он, и она, о верховой езде и коньках, о политике и последних событиях, в том числе беспорядках на религиозной почве. Малати удивлялась тому, как легко болтать с Кабиром, как он красив и очарователен. Теперь, когда он снял костюм Мальвольо, легче было отнестись к нему серьезно. Но поскольку ранее он все-таки был Мальвольо, Малати испытывала по отношению к нему некую профессиональную солидарность.
–А ты знала, что в Индии больше снега и льда, чем где-либо еще на Земле, не считая полюсов?
–Неужели? Нет, не знала.– Она помешала кофе в чашке.– Но я многого не знаю. Например, что значит эта встреча.
Кабиру пришлось высказаться напрямую:
–Я хочу поговорить с тобой о Лате.
–Так я и думала.
–Она избегает меня, не отвечает на мои записки. Можно подумать, она меня ненавидит.
–Разумеется, нет, не надо мелодрамы,– рассмеялась Малати.– Я думаю, ты ей нравишься,– сказала она уже серьезным тоном.– Но ты же знаешь, в чем проблема.
–Я все время думаю о ней,– сказал Кабир, непрерывно помешивая ложкой кофе.– Не могу выкинуть из головы мысль, что она встретит какого-нибудь парня – как она встретила меня – и он ей понравится больше. Тогда у меня не останется никаких шансов. Я просто не могу не думать о ней. И постоянная депрессия – странно, но факт. Вчера раз пять обошел весь кампус, думая: авдруг она где-нибудь там – на скамейке, на берегу реки, на ступеньках колледжа, в аудитории, на крикетном поле. Я так больше не могу и хочу, чтобы ты мне помогла.
–Я?
–Да. Это, наверное, ненормально – так любить человека. Ну, не то что ненормально…– Кабир опустил голову, затем тихо продолжил:– Это трудно объяснить, Малати. Когда я был с ней, я радовался, я был счастлив, как не был счастлив до этого, наверное, год, если не больше. Но это очень быстро кончилось. Она теперь так холодна со мной. Скажи ей, что я согласен бежать с ней, если она хочет… Хотя нет, это нелепо. Скажи ей… почему она… она ведь даже не верующая.– Он помолчал.– Никогда не забуду выражения ее лица, когда она увидела, что я буду играть Мальвольо. Она была в ярости!– Он засмеялся, но сразу перестал.– Так что придумай что-нибудь.
–Но что я реально могу сделать?– спросила Малати. Ей хотелось похлопать его по руке. Ему, похоже, представлялось, что она обладает неограниченным влиянием на Лату. Это, конечно, было лестно.
–Ты можешь быть посредником.
–Но она уехала вместе со своими в Калькутту.
–Опять в Калькутту?– Кабир задумался.– Тогда напиши ей.
–За что ты ее любишь?– спросила Малати, глядя на него с некоторым любопытством. В течение одного года число поклонников Латы выросло от нуля до трех. Такими темпами еще через год оно должно было удвоиться.
–Что значит «за что»?– Кабир удивленно посмотрел на Малати.– За то, что у нее шесть пальцев на ногах. Откуда я знаю «за что»? Это не важно, Малати. Так ты поможешь мне?
–Ладно.
–И все это очень непонятно сказывается на моей игре,– продолжал Кабир, даже не думая поблагодарить ее.– Шестерок у меня получается больше, но я быстрее вылетаю. Однако против «Старых брахмпурцев» яиграл хорошо, так как знал, что она смотрит игру. Странно, да?
–Очень странно,– ответила Малати, позволив себе улыбнуться только глазами.
–Я не такой уж невинный мальчик,– чуть запальчиво сказал Кабир, заметив эту улыбку.
–Надеюсь, что так,– рассмеялась Малати.– Хорошо, я напишу в Калькутту. Оставайся на линии.
16.2
Арун сумел скрыть от матери, что организовал празднование дня ее рождения. Он пригласил на чай несколько пожилых дам из ее калькуттской компании, с которыми она иногда играла в карты, и, жалея ее, воздержался от приглашения семейства Чаттерджи.
Однако Варун выдал секрет. Сдав после долгой подготовки экзамены Индийской административной службы и ожидая объявления результатов, он чувствовал, что выполнил свой долг на десять лет вперед. А между тем на ипподроме открыли зимний сезон, и стук копыт непрерывно звучал у него в ушах.
Как-то, просматривая расписание заездов, он сказал Рупе Мере:
–Жаль, я не смогу посмотреть этот заезд – как раз в этот день у тебя будут гости… Ой!
Госпожа Рупа Мера считала петли: «Три, шесть, десять, три, шесть, двадцать». Подняв голову от вязания, она спросила:
–Что-что?.. Ты сбиваешь меня со счета, Варун. Какие гости?
–Я… это… говорил сам с собой, ма. Мои друзья… это… устраивают вечеринку, и она совпадает с интересным забегом.
Он был доволен, что придумал такое правдоподобное объяснение. А госпожа Рупа Мера решила, что неплохо бы притвориться при гостях, что их приход для нее сюрприз, и не стала разоблачать выдумку сына. Следующие несколько дней она провела в тайном волнении.
Утром юбилейного дня она взяла все поздравительные открытки (не менее двух третей из них были украшены розами) и прочитала каждую вслух Лате, затем Савите, Прану, Апарне и Уме (Минакши предпочла убраться из дома подобру-поздорову).
После этого она пожаловалась, что у нее устали глаза, и попросила Лату зачитать все их вслух еще раз. Поздравление от Парвати звучало следующим образом:
Дражайшая Рупа!
Мы с твоим отцом желаем тебе миллионы счастья по случаю твоего дня рождения и надеемся, что ты успешно восстанавливаешь силы в Калькутте. Киши вместе со мной заранее поздравляет тебя также с Новым годом.
Любящая тебя,
Парвати Сет
–Почему это мне надо восстанавливать силы, интересно?– возмутилась госпожа Рупа Мера.– Нет, эту открытку не стоит больше читать.
В этот день Арун ушел с работы раньше обычного. Заехав во «Флёри», он взял заказанный у них торт и кучу пирожков и сластей. Ожидая зеленый свет на перекрестке, он заметил человека, продававшего розы дюжинами. Опустив стекло автомобиля, он спросил, почем цветы. Продавец заломил такую цену, что Арун, выругавшись, начал закрывать окно. Человек с розами стал с извиняющимся видом качать головой и совать цветы ему в окно, но водитель уже тронулся. Подумав о матери, Арун хотел было остановить автомобиль, но возвращаться к продавцу цветов и торговаться с ним – нет, это будет слишком унизительно. Цена, названная торговцем, возмутила его до глубины души, и гнев его еще не прошел.
Он вспомнил коллегу своего отца, лет на десять его старше, который недавно, уйдя на пенсию, застрелился в приступе ярости. Как-то вечером его старый слуга принес ему на второй этаж выпить, забыв захватить поднос. Хозяин так разгневался, что накричал на слугу, позвал жену и велел ей уволить слугу немедленно. Подобные вспышки гнева случались с ним в прошлом, и жена, отправив слугу вниз, сказала мужу, что поговорит со слугой утром, а пока что он может выпить виски.
