–Ты печешься только о своих слугах!– бросил он.
Жена спустилась к себе и, как обычно, включила радио.
Спустя несколько минут она услышала выстрел, а затем второй. Поднявшись по лестнице, она обнаружила мужа в луже крови. Первый раз муж неудачно приставил пистолет к голове, и пуля лишь задела его ухо. Вторая прошла через горло.
Никто в семье Мера, услыхав шокирующую новость, не мог понять этого человека, и меньше всех – госпожа Рупа Мера, которая знала его лично. Никто, кроме Аруна, который понимал его очень хорошо. В ярости человек действует именно так. Порой Арун испытывал такой гнев, что ему хотелось убить себя или кого-то другого, и он мог сказать и сделать все что угодно.
Он уже не в первый раз подумал, какова была бы его жизнь, если бы отец не умер. Арун жил бы гораздо беззаботнее; легче было бы с финансовым положением семьи, которое сейчас поддерживал он один; Варуна пристроили бы куда-нибудь на работу, поскольку понятно, что экзамены он не сдаст; Лату выдали бы за какого-нибудь приличного человека, прежде чем ма пристегнула бы ее к этому Харешу.
Прибыв домой, он занес покупки на кухню через заднюю дверь и прошел, напевая себе под нос, к матери. Она со слезами на глазах обняла его.
–Ты приехал с работы раньше обычного из-за меня!– воскликнула она.
Он с удивлением заметил, что она надела довольно симпатичное бежевое сари. Но когда прибыли гости, она очень убедительно разыграла изумление и восторг.
–А я даже не одета как следует, сари совсем мятое! О! Аша Ди! Как любезно с твоей стороны прийти ко мне. Какой молодец Арун, что пригласил тебя. А я даже не имела представления, что будут гости!
Аша Ди, надо сказать, была матерью одного из бывших увлечений Аруна, и Минакши не преминула сообщить ей, каким одомашненным он стал.
–Он полвечера ползает по полу с Апарной, собирая головоломки.
Вечер прошел замечательно. Госпожа Рупа Мера съела гораздо больше шоколадного торта, чем разрешал врач. Арун сказал ей, что пытался купить ей розы по пути домой, но не нашел их.
Когда гости разошлись, госпожа Рупа Мера стала рассматривать подарки. Арун, сказав об этом только Минакши, уехал на своем «остине» искать продавца цветов.
Развернув подарок от Аруна и Минакши, госпожа Рупа Мера заплакала от обиды. Это была очень дорогая японская лакированная шкатулка, которую некогда подарили Минакши, и та назвала ее, как Рупа Мера слышала собственными ушами, «крайне уродливой», но выразила надежду, что ее можно будет кому-нибудь передарить.
Госпожа Рупа Мера удалилась в свою маленькую спальню и удрученно села на кровать.
–В чем дело, ма?– спросил Варун.
–Ма, шкатулка на самом деле красивая,– сказала Савита.
–Забери ее, мне она не нужна,– прорыдала госпожа Рупа Мера.– И цветы не нужны. Я знаю, он хотел меня порадовать, он меня любит, что бы вы ни говорили. Думайте, что хотите, но сейчас оставьте меня, Я хочу побыть одна.
Они глядели на нее вытаращив глаза. Это было так же невероятно, как если бы Грета Гарбо пожелала совершить омовение во время Пул Мелы.
–Просто ма не в настроении,– сказала Минакши.– Арун относится к ней гораздо лучше, чем ко мне.
–Но, ма, послушай…– начала Лата.
–Ты тоже уходи. Я знаю его, он такой же, как его отец. Нервный, раздражительный, несдержанный, но сердце у него доброе. А Минакши со всеми ее утонченными манерами и смехом, вежливым обхождением, лакированными шкатулками и знатными Чаттерджи ни в грош никого не ставит, и особенно меня.
–Правильно, так и действуй, ма,– отозвалась Минакши.– Если не получилось с первого раза, поплачь еще.
«Это ни в какие ворота не лезет!»– думала она, выходя из спальни.
–Но, ма…– произнесла Савита, вертя шкатулку в руках.
Госпожа Рупа Мера покачала головой.
Ее дети с озадаченным видом медленно покинули комнату.
Госпожа Рупа Мера вновь принялась плакать, не обращая внимания ни на что. Никто не понимает ее, думала она,– никто из ее детей, даже Лата. Никогда больше она не будет праздновать свой день рождения. Почему муж умер и оставил ее, когда она так его любила? Никто больше не обнимет ее так, как мужчина обнимает женщину, никто не утешит ее так, как утешают ребенка. Муж уже восемь лет как умер, а скоро будет восемнадцать лет, а затем двадцать восемь.
В молодости ей хотелось получить хоть какое-то удовольствие от жизни, развлечься. Но умерла мама, и ей пришлось заботиться о младших детях. Отец был невыносим. Выйдя замуж, она была несколько лет счастлива, но Рагубир умер. Ей, вдове с массой всяких проблем, жилось нелегко.
Она рассердилась на умершего мужа, приносившего ей охапки алых роз в день рождения, и на судьбу, и на Бога. «Есть ли справедливость в этом мире,– думала она,– когда я одинока в каждый мой день рождения и в каждый день нашей свадьбы и никто из детей не может меня понять? Возьми меня к себе скорее,– молила она Бога.– Мне только нужно выдать эту глупую Лату замуж, устроить Варуна на работу и увидеть первого внука, и я умру счастливой».
16.3
Дипанкар провел час в садовой хижине, медитируя, и решил сделать важный шаг в своей жизни. Этот шаг будет окончательным и бесповоротным – если он не передумает.
В розарии старый садовник работал вместе с малорослым, смуглым и жизнерадостным молодым помощником. Дипанкар остановился поговорить с ними и выслушал неприятную жалобу. Десятилетний сынишка шофера опять предавался разрушительным развлечениям. Он срубил головы нескольких хризантем, еще цветущих возле увитой ползучими растениями изгороди, которая отделяла участок, отведенный слугам. Дипанкару, несмотря на его медитации и неприятие насилия, хотелось поколотить мальчишку. Что за бессмысленный, идиотский поступок! С его отцом уже говорили, но без толку, он лишь выслушал их с недовольным видом. В их семье верховодила жена шофера, которая позволяла мальчику делать все, что захочет.
К Дипанкару с хриплым лаем прискакал Пусик. Молодой человек машинально бросил ему палку. Пусик принес палку назад, требуя внимания. Он был странным псом – то свирепым, то ласковым. Взъерошенная майна притворилась, что пикирует на Пусика, а тот, в свою очередь, сделал вид, что его это не очень и волнует.
–Можно я погуляю с ним, дада?– спросил Тапан, спускаясь по ступеням веранды.
С тех пор как Тапан вернулся домой на зимние каникулы, он был сам не свой. Обычно такое наблюдалось у него – но в меньшей степени – после долгого путешествия по железной дороге.
–Да, конечно. Смотри, чтобы он не потрепал Пухлю… Слушай, Тапан, что с тобой такое? Ты уже полмесяца как вернулся, а все какой-то подавленный. Правда, ты уже неделю не говоришь «мадам» и «сэр», обращаясь к ма и бабé…
Тапан улыбнулся.
–…но сторонишься всех. Приходи помогать мне в саду, если тебе нечего делать, но не просиживай все время у себя в комнате с комиксами. Ма говорит, что пыталась поговорить с тобой, но ты сказал ей, что с тобой все в порядке, просто ты не хочешь возвращаться в школу. Но почему? Чем Джхил тебе не нравится? Я знаю, у тебя были мигрени в последние месяцы, но это может случиться где угодно…
