–Возьмите меня оттуда, дада,– я не выдержу еще один семестр. Я выпрыгну из поезда. Каждое утро, когда нас будит звонок, я жалею, что я жив.
Дипанкар кивнул и обнял Тапана. На этот раз тот не сопротивлялся.
–Когда-нибудь я убью его,– произнес Тапан с такой ненавистью, что у Дипанкара пробежал мороз по коже.– Никогда не забуду его имя, его лицо. Не забуду того, что он делал. Никогда.
Дипанкар вспомнил собственные годы в Джхиле. Неприятностей и тогда хватало, но подобный непрестанный психопатический садизм был настолько из ряда вон, что он не находил слов.
–Почему ты не сказал мне, что это такая школа, почему?– спросил Тапан, все еще задыхаясь. Он смотрел на брата с болью и обвинением.
–Видишь ли… у меня все было по-другому. В целом школа меня устраивала. Питание было никакое, омлеты – все равно что холодные ящерицы, но…– Он помедлил.– Прости, Тапан. Я был в другом «доме», да и все ведь меняется… Но заведующего вашим «домом» надо немедленно уволить, а этих мерзавцев…– Он с трудом сдержался.– В мое время тоже были «старики», мучившие младших, но такого…– Он покачал головой.– А другие мальчики тоже страдают от этого?
–Нет,– ответил Тапан.– Хотя… был один мальчик до меня, к которому он прицепился, но после недели обработки тот сдался и пошел к нему в комнату.
Дипанкар кивнул:
–И сколько времени эта история продолжается?
–Больше года. Особенно плохо стало, когда его сделали старостой, последние два семестра.
–Почему же ты не сказал мне раньше?
Тапан ничего не ответил. Затем воскликнул с горячностью:
–Дада, обещай мне,– пожалуйста, обещай, что никому не расскажешь.
–Обещаю,– сказал Дипанкар, сжав кулаки.– Нет, подожди, надо будет сказать Амиту.
–Ой, нет!
Тапан очень уважал Амита, и мысль, что брат узнает о творящемся ужасе, была для него невыносима.
–Предоставь это мне,– сказал Дипанкар.– Нам надо уговорить ма и бабý забрать тебя из этой школы, не сообщая им подробностей. Один я с этим не справлюсь, а вместе с Амитом, может быть, получится. Ему я расскажу – но только ему.– Он посмотрел на Тапана с глубоким сочувствием и любовью.– Согласен? Только Амиту-да и больше никому, обещаю.
Тапан кивнул и встал, но заплакал и опять сел.
–Может, умоешься?
Тапан кивнул и пошел в ванную.
16.4
–Я пишу,– сказал Амит строгим тоном.– Оставь меня.– Подняв голову от бюро с выдвижной крышкой и взглянув на Дипанкара, он продолжил работу.
–Лучше попроси свою музу погулять, дада, и вернуться, когда мы закончим.
Амит нахмурился. Дипанкар редко бывал настроен так решительно. Что-то, видимо, случилось. Но он терял нить повествования, и это его сердило.
–В чем дело, Дипанкар? Мало мне Куку с ее визитами. Пришла рассказать мне о том, что Ганс сделал нечто исключительно приятное – уж и не помню, что именно. Ей позарез надо было поделиться с кем-нибудь, а ты был в своей хижине. Так что у тебя?
–Сначала хорошая новость.– Дипанкар избрал такую тактику заранее.– Я решил, что буду работать в банке. Так что скажи своей музе – пусть и дальше тебя посещает.
Амит вскочил из-за стола и схватил Дипанкара за руки:
–Ты серьезно?
–Да. Когда я медитировал сегодня, ко мне пришло это решение. Окончательное.
Амит так обрадовался, что даже не спросил Дипанкара о причинах его решения. К тому же он понимал, что выражены они будут в форме непостижимых многозначительных абстракций.
–И как долго оно будет окончательным?– поинтересовался Амит.
Дипанкар обиженно нахмурился.
–Ну, прости. И спасибо, что сказал мне.– Амит тоже нахмурился.– Ты делаешь это не ради меня? Жертвоприношение на алтарь литературы?– спросил он с виноватым и благодарным видом.
–Нет,– ответил Дипанкар.– Вовсе нет.– Однако тут он был не вполне искренен. Мысль о том, как это повлияет на жизнь Амита, играла важную роль в принятии решения.– Но я хочу поговорить с тобой о Тапане. Не возражаешь?
–Нет, ты все равно уже выступил гостем из Порлока
[184]. Наш братишка что-то ходит как в воду опущенный.
–Ты тоже заметил?
Когда Амит переживал муки рождения романа, он уделял гораздо больше внимания чувствам своих персонажей, чем чувствам родных.
–Да, заметил. А ма говорит, что он хочет бросить школу.
–И знаешь почему?
–Нет.
–Вот об этом я и хочу поговорить. Не возражаешь, если я закрою дверь, а то Куку…
–Куку может проникнуть сквозь любую дверь. Это для нее не препятствие. Но закрой, конечно, если хочешь.
Дипанкар закрыл дверь и сел на стул у окна.
Он передал Амиту все, что рассказал ему Тапан. Амит слушал, страдальчески морщась и время от времени кивая. Когда Дипанкар закончил рассказ, он не сразу смог заговорить.
–И сколько времени это происходит?– спросил он наконец.
–Уже больше года.
–Меня сейчас стошнит… А ты уверен, что он не преувеличивает? Ну, знаешь… Может быть, ему кажется…
–Он ничего не преувеличивает.
–А почему он не обратился к директору, завучу?..
–Это же интернат, дада. Тогда начался бы еще худший ад.
–Ужас какой. Просто ужас. А где он сейчас? С ним все в порядке?
–Он в моей комнате. А может быть, ушел гулять с Пусиком.
–Но с ним все в порядке?
–Да. Но если через месяц мы отправим его обратно в Джхил, все будет плохо.
–Господи… А я ни о чем и не подозревал. Бедный Тапан. Он никогда не жаловался.
–Знаешь…– сказал Дипанкар,– вряд ли это его вина. Он, может быть, думал, что мы в ответ сочиним очередной куплет. В нашей семье не принято говорить ни о чем серьезном, мы лишь перебрасываемся шутками.
Амит кивнул.
–Как ты думаешь, он захочет перейти в другой интернат?
–Вряд ли. Джхил не хуже и не лучше любого другого пансиона. Все они воспитывают задир или конформистов.
–Но ведь и ты окончил Джхил.
–Я говорю об общей тенденции, а не о чем-то неизбежном. Но мы должны что-то сделать. Я имею в виду, мы с тобой. У ма будет нервный припадок, если она узнает об этом. А если узнает бабá, Тапан будет не в силах поглядеть ему в глаза. У Куку бывают здравые идеи, но доверить ей какой-либо секрет было бы идиотизмом. То же самое с Минакши: семья Мера будет знать об этом в тот же час, а еще через час мать Аруна поведает об этом всему свету. Тапан и со мной-то ни в какую не хотел говорить. Я дал ему слово, что расскажу только тебе.
