–И он не возражал?
Дипанкар колебался лишь какую-то долю секунды.
–Нет,– ответил он.
Амит взял ручку и нарисовал небольшой кружок в тексте стихотворения, которое сочинял.
–Но ему, наверное, будет трудно устроиться в другую школу в это время года?– предположил он, пририсовав кружку глаза и два больших уха.
–Будет легче, если ты спросишь кого-нибудь в Святом Ксаверии. Это твоя старая школа, и они всегда говорят, что гордятся тобой.
–Да, верно,– отозвался Амит задумчиво.– И я по их просьбе в этом году был на встрече с читателями и читал свои стихи, что делаю очень редко. Так что поговорить, наверное, можно. Но как я это им объясню? Не его плохим здоровьем – ты говорил, что он запросто переплывает озеро туда и обратно. Разве что мигренями? Может, у него болит голова оттого, что ему приходится далеко ездить? И потом, если мы среди учебного года затеем переводить его в другую школу, ма, скорее всего, будет возражать. Лучше поставить ее перед свершившимся фактом.
–Да,– согласился Дипанкар.– Как говорит бабá, никакой факт нельзя считать свершившимся, пока он не свершится.
Амит подумал об унижениях, которые пришлось пережить Тапану, и его стихотворение окончательно вылетело у него из головы.
–Я поеду после ланча,– сказал он.– Не знаешь, автомобиль, как всегда, кукукнулся?
–Не знаю.
–Но как все-таки убедить ма?– нахмурился Амит.
–Да, это проблема,– согласился Дипанкар. Его решение взять на себя работу в банке придало ему решимости во всем, но лишь на час, и этот настрой уже спадал.– Что такого может дать Тапану Калькутта, чего нет в Джхиле? Не могла же у него вдруг проснуться неудержимая тяга к астрономии, так что без телескопа на крыше никак. Жажда знаний и все такое. Тогда ему действительно надо было бы жить дома и ходить в обычную школу.
–Вряд ли ма будет так уж рада, если один из ее сыновей будет поэтом, второй провидцем, а третий астрономом. Пардон, банкиром-провидцем,– улыбнулся Амит.
–Так, может, головные боли?
–Что «головные боли»? А, эти его мигрени? Да, думаю, это могло бы сойти, но… давай лучше думать не о Тапане, а о ма.
Несколько минут они ломали головы, пока Дипанкар не предложил:
–А как насчет бенгальской культуры?
–Бенгальской культуры?
–Да. В Джхиле исполняют только одну второстепенную песню Тагора из сборника, а бенгальского языка вообще не преподают.
–Дипанкар, ты гений.
–Да,– согласился Дипанкар.
–Это то, что надо. «Бенгальская душа Тапана тонет в болоте Великой Индийской Сентиментальности». Ма только на днях сетовала насчет отмирания его бенгальских корней. Это, несомненно, стоит попробовать. Но знаешь, мне кажется, на этом нельзя останавливаться. Мы должны изложить все это директору школы, а если надо, то и шум поднять.
Дипанкар покачал головой:
–Если втянуть в это бабý, как раз шум, боюсь, и поднимется. Мне кажется, что в первую очередь надо спасать Тапана, а не бороться с дикими порядками в Джхиле. И знаешь, дада, тебе надо поговорить с Тапаном, провести с ним какое-то время. Он тобой восхищается.
Амит молча принял упрек, подразумевавшийся в словах младшего брата. Задумавшись, он сказал:
–Я смотрю, мы с тобой молодцы. Полно конструктивных идей, которые мы претворяем в жизнь. Обладаем большим опытом в правоведении и экономике. Мысленно принимаем отважные и эффективные железные решения…
–Так я поговорю с ма, дада,– прервал его Дипанкар.– Тапан терпел это все месяцами, но нельзя, чтобы он терпел еще хоть один день. Если ты и я – как, надеюсь, и ма – выступим единым фронтом и бабá поймет, что Тапану тошно в Джхиле, он согласится с нами. Да и вообще, он будет рад, если Тапан будет рядом. Он без него скучает. Тапан – единственный нормальный ребенок в семье, и с ним только одна проблема – его табель.
Амит кивнул:
–Подожди, он достигнет возраста, когда его можно будет привлекать к ответственности, и у него разовьется его собственный вариант безответственности. Он же Чаттерджи.
16.5
–Но мне казалось, что вы зовете его Шамбху,– сказала госпожа Чаттерджи садовнику. Она имела в виду молодого помощника садовника, который закончил работу в пять часов и ушел домой.
–Да, верно,– подтвердил садовник, энергично кивая.– Так я насчет хризантем, мемсахиб…
–А теперь, когда он уходил, вы назвали его Тирру,– упорствовала госпожа Чаттерджи.– Так он Шамбху или Тирру? Я думала, он Шамбху.
–Да, мемсахиб, верно.
–Откуда тогда Тирру?
–Он не пользуется этим именем сейчас, мемсахиб,– чистосердечно объяснил садовник.– Он скрывается от полиции.
–От полиции?!– изумилась госпожа Чаттерджи.
–Да, мемсахиб. Но он ничего не сделал. Просто полиция не дает ему покоя – вроде бы из-за продовольственной карточки. Возможно, он добыл ее как-то незаконно – он ведь не местный.
–Мне казалось, что он из Бихара или откуда-то из тех мест,– сказала госпожа Чаттерджи.
–Да, мемсахиб. Или из Пурва-Прадеш. А может, даже из Восточного Уттар-Прадеш. Он неохотно говорит об этом. Но он неплохой парень, видно, что у него на уме нет ничего дурного.– Садовник указал на клумбу, прополотую Тирру.
–А почему он к нам устроился?
–Он считает, что дом судьи – самое безопасное место, мемсахиб.
Госпожа Чаттерджи не совсем поняла эту логику.
–Да, но…– начала она, но решила оставить это.– А что вы хотели сказать о хризантемах?
Садовник принялся толковать о безобразиях шоферского сына. Она кивала, но не слушала. «Все это очень странно,– думала она.– Может быть, рассказать мужу?» Тут она увидела Дипанкара и стала махать ему, чтобы посоветоваться с ним.
Дипанкар подошел. Он был одет в курту-паджаму и имел серьезный вид.
–Произошло нечто чрезвычайное, Дипанкар,– сказала его мать.– Мне нужен твой совет.
–Он и с деревьями так поступает, мемсахиб,– продолжал садовник, увидев в подошедшем союзника.– Он сбил все плоды личи, все гуавы и все джекфруты с дерева, что растет в задней части сада. Это меня всерьез беспокоит. Только садовник может понять страдания дерева. Мы трудимся не покладая рук, заботимся о том, чтобы оно плодоносило, а этот бандит сбивает плоды палками и камнями. Я показал их шоферу, а что толку? Он не шлепнул его, даже не рассердился. Все, что он сказал: «Сынуля, так не поступают». Если бы мой сынишка повредил его большой белый автомобиль, вот тогда он разошелся бы,– заключил садовник, энергично кивая.
–Да-да, это весьма плачевно,– рассеянно отозвалась госпожа Чаттерджи.– Дипанкар, дорогой, ты знаешь, что этот смуглый молодой человек, который помогает в саду, скрывается от полиции?
