–Пусть затраты вас не пугают.
–Мистер Кханна, вы платите восемнадцать рупий за человека вместо обычных семи, так что о чем тут говорить?
–Жаль, что бассейн не функционирует в это время года.
Кхушвант сдерживал улыбку, удивляясь столь необычному для мистера Кханны вниманию к подобным вещам. Наверное, этот ланч имел для него особенное значение, раз он был готов истратить за два часа свою двухнедельную зарплату.
Идя домой, Хареш думал не о производстве обуви с рантом Гудиера, а о завтрашнем приеме. Маленькая квартирка, предоставленная ему на территории Прагапура, была в двух минутах ходьбы. В своей комнате он сел за письменный стол и глядел некоторое время на небольшую фотографию в рамке. Это была фотография Латы, которую ему дала госпожа Рупа Мера в Канпуре. Фотография совершила немало путешествий.
Глядя на нее, Хареш улыбался, но затем подумал о другой фотографии, с которой никогда не расставался. В данный момент она в своей серебряной рамке находилась в ящике стола, куда Хареш ее с сожалением убрал. Писем Симран к нему в столе больше не было: он переписал своим мелким косым почерком несколько фраз и абзацев и отослал письма обратно. Он чувствовал, что было бы несправедливо держать их теперь у себя.
На следующий день ровно в полдень два автомобиля (белый «хамбер» семьи Чаттерджи, который умыкнула на этот день Минакши, и маленький «остин» Аруна) въехали в ворота территории Прагапура и остановились у дома 6 по 3-й линии. Из автомобилей вылезли госпожа Рупа Мера, два ее сына, зять, две дочери и невестка. Вся компания была встречена Харешем, который провел ее наверх в свою трехкомнатную квартирку.
Хареш позаботился о том, чтобы пива, виски («Уайт хорс», а не «Блэк дог») и джина, а также нимбу-пани и других прохладительных напитков было в достатке. Обслуживать гостей ему помогал парнишка лет семнадцати, которому Хареш внушил, что это очень важный прием. Раздавая гостям напитки, парень неудержимо ухмылялся.
Пран и Варун выбрали пиво, Арун – скотч, а Минакши – «Том Коллинз». Госпожа Рупа Мера и ее дочери попросили нимбу-пани. Хареш непрестанно суетился вокруг Рупы Меры и нервничал, что было совсем не похоже на него и контрастировало с тем случаем, когда они с Латой встретились впервые. Возможно, во время знакомства с Аруном и Минакши в доме Кханделвала он почувствовал, что они не в восторге от него. Письма, которыми он обменивался с Латой, убедили его, что она – именно та женщина, которая ему нужна. Самое теплое из ее писем было написано после того, как он сообщил ей, что потерял работу, и это очень тронуло Хареша.
Он заметил Прану, что тот, судя по всему, совершенно оправился, и расспросил гостей о Брахмпуре, Бхаскаре и его родителях. А как поживает Сунил Патвардхан? Он поговорил с Савитой и Варуном, с которыми не встречался прежде, и старался не обращаться к Лате, видя, что она тоже нервничает и даже, возможно, ушла в себя.
Хареш понимал, что все пристально изучают его, и не знал, как себя вести. Это же не чехи, с которыми можно обсудить сапожные гвозди и рост производства. Тут требовался тонкий подход, а это был не его конек.
Он попробовал рассказать о «Каунпуре», но Арун с презрением отозвался о промышленных провинциальных городах. Аналогичного отзыва удостоился и Миддлхэмптон. Самолюбие Аруна и его привычка высказывать свое мнение как аксиому явно восстановились после конфуза, случившегося у Кханделвала. Хареш заметил, что Лата смотрит на его туфли-«корреспонденты» чуть ли не с отвращением. Поймав его взгляд, она виновато отвернулась и стала разглядывать книжную полку с рядом романов Гарди в темно-бордовых обложках. Это несколько расстроило Хареша, так как он долго выбирал, что надеть.
Но впереди их ждал грандиозный ланч, и он был уверен, что на гостей произведут впечатление и изобилие изысканных блюд, приготовленных Кхушвантом, и огромный зал с паркетом, простиравшийся почти во всю ширину клуба. Слава богу, он жил на территории Прагапура, а не за воротами, как другие мастера. Невзрачные домишки в том квартале настолько не соответствовали розовому шелковому платку, торчавшему из нагрудного кармана серого костюма Аруна, серебряному смеху Минакши и белому «хамберу», что Хареш сразу потерпел бы там полное фиаско.
Когда компания, обогреваемая теплым зимним солнцем, двинулась к клубу, Хареш воспрянул духом. Он объяснил, что за стенами городка протекает река Хугли, что высокий забор, мимо которого они проходят, окружает особняк главного управляющего Гавела. Они миновали детскую площадку и часовню, которая тоже была празднично украшена к Рождеству.
–Чехи в глубине души неплохие ребята,– объяснял Хареш Аруну в порыве откровенности.– Им подавай результат, им надо показывать, а не доказывать. Я думаю, они примут мой план производить спортивные ботинки в Брахмпуре – не на линиях «Праги», а мелкими предприятиями. Они не то что бенгальцы, которые готовы обсуждать все до посинения, лишь бы не работать. Просто удивительно, что чехи сумели создать,– и это в Бенгалии!
Лата слушала Хареша, поражаясь его недомыслию. Она и сама раньше придерживалась примерно такого же мнения о бенгальцах, но после того, как их семья породнилась с Чаттерджи, она делала подобные обобщения с осторожностью. Неужели Хареш не сознавал, что Минакши родом из бенгальской семьи?
По-видимому, он и впрямь не сознавал этого, так как продолжил:
–Им, наверное, тяжело – правда ведь?– находиться так далеко от дома и не иметь возможности вернуться туда. У них даже паспортов нет – вместо них белые справки, как они это называют, а с ними трудно путешествовать. Они по большей части самоучки – правда, Курилла был в Миддлхэмптоне, а Новак несколько дней назад играл на рояле в клубе.
Кто такие Новак и Курилла, Хареш не считал нужным объяснять, полагая, что их и так все знают. Лате вспомнились его объяснения в сыромятне.
Ощущая себя подлинным «прагаменом», Хареш с гордостью собственника провел гостей по клубу. Он показал им плавательный бассейн, пустой и недавно выкрашенный приятной для глаз голубой краской, детскую купальню, внутренние помещения, пальмы в горшках и столики, за которыми сидели под зонтиками чехи и что-то ели, и наконец необъятных размеров зал. На Аруна, привыкшего к скромной элегантности «Калькуттского клуба», откровенное самодовольство Хареша произвело неприятное впечатление.
После яркого солнца им показалось, что в зале темно. Это было время ланча, и некоторые столики оказались заняты. У дальней стены для них был накрыт длинный стол, составленный из трех квадратных маленьких.
–Зал используется для самых разных мероприятий,– объяснял Хареш,– как столовая, танцзал и кинозал, и даже для собраний. Когда мистер Томин,– тут в голосе Хареша прозвучали благоговейные нотки,– когда мистер Томин приезжал сюда в прошлом году, он говорил прямо с эстрады, где обычно сидит оркестр.
–Потрясающе,– обронил Арун.
–Замечательно,– выдохнула Рупа Мера.
16.14
На госпожу Рупу Меру все производило большое впечатление: плотная белая скатерть и салфетки, набор из нескольких ножей и вилок, красивые фужеры и фаянс, а также три вазочки с душистым горошком.
