Как только в зал вошел Хареш со своими гостями, два официанта поставили на их стол хлебницы и три тарелочки с завитушками масла «Анкор». Хлеб был выпечен под наблюдением Кхушванта по чешскому рецепту. Варун очень проголодался и ходил, вяло переставляя ноги. Когда прошло несколько минут, а суп все не появлялся, он взял кусок хлеба. Хлеб оказался настолько вкусным, что он тут же схватил еще один.
–Варун,– пожурила его мать,– не ешь столько хлеба, впереди еще много блюд.
–Угу, ма,– отозвался он с полным ртом, погруженный в свои мысли. Когда ему предложили еще пива, он с радостью накинулся на него.
–Как красиво они украсили стол цветами,– заметила госпожа Рупа Мера.
Конечно, сердце ее было отдано розам, но душистый горошек – бледно-розовый, темно-розовый, белый, розовато-лиловый, фиолетовый, алый, темно-бордовый – тоже был очень симпатичен. Она с удовольствием его понюхала.
Лата подумала, что украшать стол душистым горошком – довольно странная идея.
Арун выступил как знаток хлебопечения и произнес краткую речь о хлебе с тмином, простом ржаном хлебе и хлебе из непросеянной ржаной муки.
–Но если вы спросите мое мнение,– сказал он, хотя никто не собирался его спрашивать,– ничто не сравнится по тонкости вкуса с индийским наном.
«Разве бывает какой-то другой нан,– подумал Хареш,– кроме индийского?»
После супа-пюре со спаржей подали жареную рыбу. Кхушвант владел секретом приготовления многих чешских деликатесов, но из английских блюд готовил только самые простые и распространенные. Овощную запеканку с сыром госпожа Рупа Мера ела не далее как накануне.
–Изумительно,– улыбнулась она Харешу.
–Я не знал, чем угостить вас, ма,– сказал он.– Кхушвант посоветовал мне это блюдо. А на очереди у него приготовлено нечто исключительное, как он говорит.
Госпожа Рупа Мера была готова расплакаться от доброты Хареша и внимательности к ней. В последние дни ей этого очень не хватало. В Санни-Парке было тесно, как в зоопарке, и в результате у Аруна участились вспышки дурного настроения. В их маленький дом набилось слишком много людей; некоторым приходилось спать на матрасах, раскладывавшихся на ночь в гостиной. Чаттерджи предлагали разместить их в Баллигандже, но Савита считала, что Уме и Апарне надо познакомиться друг с другом. К тому же ее обуяло ностальгическое желание воспроизвести семейную атмосферу старых дней в Дарджилинге, где четверо братьев и сестер прекрасно уживались друг с другом и с родителями под одной крышей салон-вагона.
В разговоре затронули и политику. Уже стали поступать сведения о результатах выборов в некоторых штатах. Пран был убежден, что Конгресс одержит полную победу. Арун не стал оспаривать это мнение, высказав свои доводы накануне вечером. К концу рыбной перемены политическая тема исчерпала себя.
Следующее блюдо сопровождалось в основном рассказами Хареша об истории и работе «Праги». Не забыл он упомянуть и тот факт, что Павел Гавел похвалил его за «усердный труд». В Коммунистическую партию Хареш не вступал, но в нем было что-то от жизнерадостного героя труда, стахановца. Он с гордостью сообщил, что, кроме него, в Прагапуре проживает еще только один индиец и что ему удалось повысить производительность до 3000 пар в неделю.
–Я утроил выпуск продукции,– сказал он, горя желанием поделиться своими достижениями.– Главная трудность заключается в пришивании ранта.
Лате вспомнилась экскурсия, проведенная Харешем в сыромятне, и его фраза: «Все остальные процессы – лощение, тиснение, глажение и прочее – на усмотрение производителя». Мысленно она опять увидела отмочные чаны и худых людей в оранжевых резиновых перчатках, которые вытаскивали крюками разбухшие шкуры из темной жидкости. Посмотрев на подрумяненную кожу цыпленка-табака, она подумала, что будет не в силах выйти за Хареша.
В отличие от нее, госпожа Рупа Мера проделала путь в несколько миль в противоположном направлении, чему в первую очередь способствовал восхитительный волован с грибами. Она твердо уверовала не только в то, что Хареш станет идеальным мужем для Латы, но и в то, что Прагапур с его детской площадкой, душистым горошком и прочными стенами будет идеальным местом, чтобы растить внуков.
–Лата говорила, как ей не терпится увидеть вас в этом шикарном новом месте,– сочиняла на ходу госпожа Рупа Мера.– И вот мы побывали здесь, а теперь вы должны первого января прийти к нам на обед в Санни-Парк.– Арун при этом сделал большие глаза, но промолчал.– Обязательно скажите, какие блюда вам нравятся больше всего. Мне повезло, что сегодня не экадаши, иначе я не могла бы есть мучное. Вам лучше прийти днем, чтобы иметь возможность поговорить с Латой. Вы любите крикет?
–Да,– ответил Хареш, пытаясь угнаться за мыслью госпожи Рупы Меры и растерянно потирая лоб.– Но я играю не очень хорошо.
–О, я говорю не об участии в игре. Арун сводит вас утром на отборочный матч – у него есть билеты. Пран тоже очень любит крикет. А после матча вы сможете вернуться к нам, и у вас будет много свободного времени.– Госпожа Рупа Мера посмотрела на Лату, у которой по неизвестной причине был кислый вид.
«Что такое с этой девицей?– сердито подумала госпожа Рупа Мера.– Слишком она капризна. Она не заслуживает того счастливого будущего, которое ее ожидает».
Может быть, она и не заслуживала. В данный момент представления Латы о ее будущем были довольно путаными. Ясно было одно: всамом ближайшем будущем ее ожидало мясо с рисом и карри. За одним из столиков в зале послышалась чешская речь, сменившаяся утробным смехом. Прибыл рождественский пудинг с коньячной подливкой. Арун взял себе две порции, госпожа Рупа Мера, презрев диабет, три («день ведь особенный»). Варун молчал и раскачивался на стуле. Минакши флиртовала с Аруном; Хареш озадаченно слушал ее рассуждения о родословной собак госпожи Кханделвал. Случайно она упомянула, что ее девичья фамилия Чаттерджи, и это повергло Хареша в состояние оцепенения, из которого он вышел, пустившись в обильные нескончаемые излияния о «Праге» игосподах Гавеле, Братинке, Курилле и Новаке. Лата все время чувствовала незримое присутствие под столом двухцветных туфель-«корреспондентов»; неожиданно Хареш расплылся в улыбке, и глаза его почти исчезли. Амит говорил что-то об улыбке – ее улыбке – на днях… даже, кажется, вчера. В ее воображении возникла река Хугли за стеной, Ботанический сад на ее берегах, баньян и лодки на Ганге, а также еще одна стена вокруг еще одного Прагапура, поле, обсаженное бамбуком, и глухие удары биты по мячу… Неожиданно ее сильно потянуло в сон.
–Вы хорошо себя чувствуете?– заботливо спросил Хареш.
–Да-да, спасибо, Хареш,– вздохнула она.
–Мы так и не смогли поговорить.
–Ничего страшного. Мы увидимся первого января.
Лата выдавила из себя улыбку. Она была рада, что последние письма к Харешу ни к чему ее не обязывали, и чувствовала даже благодарность к нему за то, что он почти не разговаривал с ней. О чем они могли бы говорить? О поэзии? Музыке? Пьесах? Общих знакомых или родственниках? Слава богу, Прагапур находился в пятнадцати милях от Калькутты.
