–Я хочу поговорить с вами.
–К вашим услугам.
–Меня зовут Беби,– произнесла женщина. На вид ей было лет сорок.
–А меня Амит.
–Да знаю, знаю я это. Все это знают,– проворчала она.– Вы хотите произвести на меня впечатление своей скромностью?– Женщина была настроена очень воинственно.
–Нет,– сказал Амит.
–Я обожаю ваши книги, особенно «Жар-птицу». Думаю о ней всю ночь, о «Жар-птице». В жизни вы меньше, чем на фотографиях. Вы, наверное, длинноногий.
–А чем вы занимаетесь?– спросил Амит, не зная, как реагировать на ее последнее замечание.
–Вы мне нравитесь,– решительно заявила женщина.– Если мне кто нравится, то нравится. Заходите ко мне в Бомбее. Просто спросите Беби, всякий скажет.
–Хорошо,– ответил Амит. Ехать в Бомбей он не собирался.
Подошел Бишванатх Бхадури, чтобы поздороваться с Амитом. На Лату, а также на хищную Беби он не обратил почти никакого внимания. Он воспылал страстью к незнакомой ему женщине, одетой в черное с серебром.
–Чувствуется, что у нее прекрасная душа,– сказал Биш.
–Как-как?– спросил Амит.– Повтори.
–Такие вещи говорятся не для того, чтобы тут же их повторять,– возмутился Биш.
–Но такие вещи и слышатся нечасто.
–Я скажу, а ты запихнешь это в свой роман. Так не делается.
–Почему?
–Ну, это просто пустая калькуттская болтовня.
–Это не болтовня, это поэтично, очень поэтично; даже подозрительно.
–Ты смеешься надо мной,– сказал Бишванатх Бхадури.– Надо бы чего-нибудь выпить,– пробормотал он, озираясь.
–Надо бы куда-нибудь смыться,– тихо сказал Амит Лате.– Вдвоем.
–Я не могу. У меня конвоир.
–Кто?
Лата указала глазами на Варуна. Он разговаривал с двумя молодыми людьми, слушавшими его раскрыв рот.
–Думаю, он не заметит,– сказал Амит.– Я покажу тебе иллюминацию на Парк-стрит.
Пробираясь за спиной Варуна, они слышали обрывок его высказывания:
–Ну, в Гатвике, разумеется, Мэри Уоллес, а в Хоупфуле – Симили. Насчет Хазры я не знаю, а на Бересфордских скачках надо ставить на Май Леди Джин…
Они оставили его делиться своими познаниями и, смеясь, спустились к выходу.
16.19
Амит остановил такси.
–Парк-стрит,– сказал он водителю.
–А почему не Бомбей?– пошутила Лата.– Там тебя будет ждать Беби.
–Беби – колючка у меня на шее,– ответил Амит, изобразив дрожь в коленях от страха.
–Почему на шее?
–Так сказал бы Бисвас-бабý.
–Как у него дела?– спросила Лата, рассмеявшись.– Все о нем говорят, а я ни разу с ним не встречалась.
–Он убеждает меня, что я должен жениться и произвести на свет судью Чаттерджи четвертого поколения. Я сказал ему, что Апарна наполовину Чаттерджи и при своем раннем развитии вполне может занять судейское кресло. Он ответил, что это другой коленкор.
–Но его советы пролетают мимо твоих ушей.
–Вот именно.
Они ехали по Чорингхи, частично освещенной к празднику,– в основном это были крупные магазины, Гранд-отель, «Фирос». На перекрестке Чорингхи и Парк-стрит мощные цветные прожекторы освещали большого северного оленя, который вез сани с Санта-Клаусом. На стороне Чорингхи, обращенной к Майдану, прогуливались люди, наслаждавшиеся праздничной атмосферой. Когда такси повернуло на Парк-стрит, Лата зажмурилась от непривычного ослепительного сверкания. По обеим сторонам улицы с фронтонов магазинов и ресторанов – «Флёри», «Кволити», «Пайпинга», «Магнолии»– свисали гирлянды разноцветных лампочек и ленты ярко освещенного крепа. Лада была благодарна Амиту за то, что он показал ей всю эту красоту. Увидев высокую елку около заправочной станции, она воскликнула:
–Электричество растет на деревьях!
–Что-что?– спросил Амит.
–Я вспомнила ма: «Выключи свет. Электричество не растет на деревьях».
Амит засмеялся.
–Я очень рад, что мы снова встретились.
–Я тоже,– ответила Лата.– Mutatis mutandis
[191].
Амит посмотрел на нее с удивлением:
–До сих пор я слышал это выражение только в лондонских Судебных Иннах
[192].
–Наверное, я подхватила его у Савиты. Она постоянно выдает что-нибудь вроде этого, когда воркует с малышкой.
–Кстати, о чем ты все-таки думала, когда я прервал ваш разговор с Варуном?
Лата сказала ему о фразе доктора Илы Чаттопадхьяй.
Кивнув, Амит сказал:
–Насчет твоего стихотворения…
–Да?– напряглась Лата.
–Иногда я чувствую, что в момент глубокой печали человека утешает мысль, что миру по большому счету наплевать на него.
Это было странное высказывание, но по существу. Помолчав, Лата спросила:
–Оно тебе понравилось?
–Да. С поэтической точки зрения.– Он продекламировал пару строк.
–Кладбище ведь на этой улице, да?– спросила Лата.
–Да.
–Но в другом конце, совсем не похожем на то, что здесь.
–Точно.
–Я помню, на могиле Роуз Айлмер была необычная спиральная колонна.
–Хочешь посмотреть на нее при ночном освещении?
–Нет. Она, наверное, выглядит очень странно на фоне звезд. Ночь вздохов и воспоминаний.
–Как-нибудь надо будет показать их тебе при дневном свете.
–Что показать?
–Звезды.
–При дневном свете?
–Да. Я знаю – примерно,– где какая звезда находится днем. Они же остаются на своих местах, только их из-за солнца не видно. А сейчас полночь. Разреши?
И прежде, чем Лата успела не разрешить, он поцеловал ее.
Она так удивилась, что даже потеряла дар речи. И была немного рассержена.
–С Новым годом,– сказал Амит.
–С Новым годом,– ответила она, подавив раздражение. В конце концов, она согласилась бежать с ним из-под наблюдения.– Ты это с самого начала задумал?
–Нет, конечно. Хочешь, я отвезу тебя обратно к Варуну? Или, может, пройдемся к памятнику Виктории?
–Не хочу ни того ни другого. Хочу спать.– Помолчав, она сказала:– Тысяча девятьсот пятьдесят второй. Представляется, что и вправду наступает что-то новое. Каждая цифра словно отполирована.
