К счастью, остальные не признали его.
–Я точно встречался с ним где-то,– упорствовал Хареш.– Со временем вспомню. Красивый парень. Знаешь, то же самое было у меня с Латой. Я чувствовал, что видел ее раньше… Нет, я уверен, что не ошибаюсь. Пойду поговорю с ним.
Пран ничего не мог с этим поделать. Прогуливаясь между оверами, Хареш и Амит подошли к Кабиру.
–Доброе утро,– обратился к нему Хареш.– Мы с вами раньше не встречались?
Кабир улыбнулся и встал.
–По-моему, нет,– сказал он.
–Может, по работе? В Каунпоре? Я чувствую… Как бы то ни было, меня зовут Хареш Кханна, работаю в «Праге».
–Рад познакомиться,– ответил Кабир с улыбкой и пожал Харешу руку.– Может быть, мы познакомились в Брахмпуре – если вы приезжали туда по делам?
–Там вряд ли,– покачал головой Хареш.– А вы из Брахмпура?
–Да. Учусь в университете. Я люблю крикет и приехал сюда посмотреть отборочные игры. Но смотреть практически не на что.
–Ну, поле еще мокрое от росы,– попытался вступиться за игроков Амит.
–Ха, поле мокрое!– добродушно передразнил его Кабир.– Мы вечно находим себе оправдания. С какой стати Рой стал гасить эту подачу? И Умригар туда же. А то, что Хазара и Амарата выставили в шею в одном овере,– вообще ни в какие ворота не лезет. Они привезли команду, в которой нет ни Хаттона, ни Бедсера, ни Комптона, ни Лейкера, ни Мэя,– а мы все равно умудрились сесть в лужу. Мы никогда еще не выигрывали у МКК в отборочных матчах, и, если проиграем и на этот раз, грош нам цена. Пожалуй, я уж даже и не жалею, что уезжаю из Калькутты завтра утром. Правда, завтра все равно день без игр.
–И куда же вы уезжаете?– улыбнулся Хареш. Ему нравился молодой задор Кабира.– Возвращаетесь в Брахмпур?
–Нет, еду в Аллахабад на межуниверситетскую встречу.
–Вы играете в университетской команде?
–Да. Но прошу прощения,– спохватился он.– Я не представился. Меня зовут Кабир, Кабир Дуррани.
–А!– воскликнул Хареш с улыбкой, и глаза его исчезли.– Так вы сын профессора Дуррани!
В глазах Кабира был немой вопрос.
–Мы встречались всего на минуту,– сказал Хареш.– Я привозил юного Бхаскара Тандона к вашему отцу. Я даже помню, что на вас была крикетная форма.
–А-а!– протянул Кабир.– Да, я теперь тоже вспоминаю. Прошу прощения. Может быть, вы присядете? Эти два места сейчас свободны – мои друзья пошли пить кофе.
Хареш представил Амита, и они сели на свободные места.
После следующего овера Кабир обратился к Харешу:
–Вы, наверное, знаете, что произошло с Бхаскаром во время Пул Мелы?
–Да, знаю. Я рад, что он поправился.
–Если бы он был здесь, мы не мучились бы с этим австралийским табло.
–Это точно,– улыбнулся Хареш.– Мы говорим о племяннике Прана,– объяснил он Амиту.
–А женщины вечно вяжут что-нибудь во время матча,– раздраженно бросил Кабир.– Хазара выбили. Петелька. Умригара выбили. Еще один зубчик. Прямо как в «Повести о двух городах»
[194].
Амита эта аналогия насмешила, но он выступил на защиту родного города.
–На трибунах для зрителей вроде нас они действительно часто приходят не столько игру посмотреть, сколько себя показать, но в целом в Калькутте любят крикет. На местах за четыре рупии люди разбираются в нем и занимают очередь за билетами с девяти вечера накануне.
–Ну да, я знаю,– кивнул Кабир.– И у вас прекрасный стадион. Трава такая зеленая, что прямо глазам больно.
Харешу это напомнило его ошибку с цветом сари Латы, и он подумал, не пал ли из-за этого слишком низко в ее глазах.
Теперь мяч стали подавать со стороны Высокого суда вместо Майдана.
–При упоминании Высокого суда я чувствую себя виноватым,– сказал Амит Харешу. Он решил, что разговор с соперником поможет его оценить.
Хареш не имел представления о том, что у него есть соперники.
–Почему?– спросил он.– Вы совершили что-нибудь противозаконное? Ах нет, я забыл, вы же сын судьи.
–Проблема в том, что я тоже юрист по образованию. Отец считает, что я должен был бы сочинять тексты судейских решений, а не стихи.
Кабир с изумлением повернулся к нему:
–Вы тот самый Амит Чаттерджи?
Амит решил, что ломаться в данной ситуации было бы некрасиво, и ответил:
–Ну да, тот самый.
–Надо же!.. Удивительно… Мне нравятся ваши стихи – очень многие, хотя, должен признаться, я не все в них понимаю.
–Я тоже.
Кабиру неожиданно пришла в голову идея.
–Может, вы приехали бы в Брахмпур почитать что-нибудь свое? У вас много поклонников в нашем литературном обществе. Правда, я слышал, вы не любите выступать с чтениями…
–Не всегда не люблю,– ответил Амит задумчиво.– Обычно – да, но если меня пригласят в Брахмпур и моя муза согласится дать мне отпуск, могу и приехать. Мне давно уже хотелось посмотреть ваш город: Барсат-Махал, форт и другие достопримечательности.– Помолчав, он добавил:– Может быть, вы хотите пересесть к нашей компании? Хотя здесь, конечно, места лучше.
–Дело не в этом,– сказал Кабир.– Я здесь с друзьями, которые пригласили меня на матч, и у меня это последний день в Калькутте, так что лучше я останусь с ними. Но для меня большая честь познакомиться с вами. И… это в самом деле не будет некстати, если вам пришлют приглашение в Брахмпур? Это не помешает вашей работе?
–Нет,– кратко ответил Амит.– Брахмпур не помешает. Пошлите приглашение моим издателям, а они переправят его мне.
Игра продолжилась и складывалась не так драматично, как прежде. Калиток, к счастью, больше не разрушали, но положение Индии было по-прежнему угрожающим.
–Жаль Хазара,– сказал Амит.– Он, наверное, потерял форму после того удара по голове в Бомбее.
–Да, ему тогда досталось,– подтвердил Кабир.– Да и сегодня нельзя винить его одного в том, что он так выступил. Удары Риджуэя – не приведи господь, а Хазар, несмотря на это, все-таки набрал сотню. Селекторам не следовало вызывать его повторно на поле. Когда капитана команды гоняют туда-сюда, это унизительно для него и плохо действует на спортивный дух всей команды.– Он продолжил задумчиво:– Я думаю, в последней игре Хазар минут пятнадцать не мог решить, выступать ему бэтсменом или боулером. Но я и сам, кстати, сейчас в полной нерешительности, так что я его понимаю. Мне хотелось увидеться с одним человеком, как только я приехал в Калькутту, но я не решился. И никак не могу это сделать. Боюсь, этот человек обойдется со мной почище любого свирепого боулера,– добавил он, горько усмехнувшись.– Говорят, Хазар утратил присутствие духа, и я, наверное, тоже утратил его.
