–Я надеялся, что произведет,– сказал Хареш.– Но я не совсем понимаю, как относится ко всему этому твой старший брат. Он меня избегает? Утром он все время искал какого-то своего приятеля, а теперь сбежал.
–Просто он такой человек. И сейчас устроил сцену с Варуном. Но иногда он бывает очень дружелюбным, надо только поймать момент. Ты к этому привыкнешь.
Последняя фраза выскочила у Латы сама собой, неожиданно для нее, и она была этим недовольна. Хареш ей нравился, но она не хотела обнадеживать его напрасно и потому добавила:
–Все его… коллеги привыкают.
Это высказывание было явно неудачным, так как коллеги были ни при чем; оно лишь показывало ее желание дистанцироваться от Хареша.
–Я, слава богу, не собираюсь становиться его коллегой,– улыбнулся Хареш.
Ему хотелось взять Лату за руку, но он чувствовал, что, несмотря на запах левкоев и подразумеваемое одобрение их уединения со стороны госпожи Рупы Меры, момент для этого неподходящий. Ему было не по себе. С Симран он нашел бы слова и на хинди, и на пенджаби, и на английском. Но с Латой было по-другому. Он не знал, о чем говорить. Не о своей же линии обуви с рантом Гудиера или о том, сколько каких напитков чехи выпили на Новый год. Писать письма было легче. Наконец он нашел тему:
–Я тут прочитал еще парочку романов Гарди.
–Тебе не кажется, что он смотрит на все чересчур пессимистично?– Она тоже с трудом поддерживала беседу. Наверное, им надо было продолжать общение в эпистолярном жанре.
–Сам я оптимист – некоторые говорят, что даже слишком,– так что почитать что-нибудь не столь оптимистичное мне, я думаю, полезно.
–Хм, интересная мысль,– заметила Лата.
Хареш никак не мог преодолеть свою неловкость. Вот они наслаждаются вечерней прохладой в саду на скамейке с благословения ее матери и его отчима, а разговор не клеится. Все-таки семья у Латы слишком непростая. Ничего нельзя предсказать.
–А в данном случае есть у меня основания смотреть в будущее с оптимизмом?– спросил Хареш с улыбкой.
Он был намерен выяснить этот вопрос как можно скорее. Лата говорила, что переписка поможет им понять друг друга, и она действительно на многое раскрыла ему глаза. В двух последних письмах Латы он ощутил некоторое охлаждение с ее стороны, но она обещала провести с ним на каникулах как можно больше времени. Однако, думал Хареш, она, вероятно, не совсем свободно чувствует себя с ним, особенно под критическим взором старшего брата.
Лата ответила не сразу. Она ведь провела с Харешем совсем немного времени – всего лишь за общим столом, на вокзале и в сыромятне. Она сказала:
–Хареш, я думаю, нам надо будет еще несколько раз встретиться и поговорить, прежде чем я решу что-нибудь. Это самое важное решение в моей жизни, и я должна принять его с полной уверенностью.
–А у меня уже нет сомнений,– твердо заявил он.– Я встречался с тобой в пяти разных местах, и моя уверенность лишь росла. Я не очень красноречив…
–Да нет, это не важно,– ответила Лата, хотя для нее это имело значение – по крайней мере отчасти. О чем они будут говорить всю оставшуюся жизнь?
–Во всяком случае, я с твоей помощью исправлюсь в этом отношении.
–А что это за пятое место?– спросила она.
–Какое пятое место?
–Ты сказал, что видел меня в пяти местах. Мы виделись в Прагапуре, вот сейчас в Калькутте, в Канпуре и мельком в Лакхнау, когда ты провожал нас на вокзал. А где пятое? В Дели ты встречался только с моей мамой.
–В Брахмпуре.
–Когда это?
–Строго говоря, это была не встреча. Просто я видел тебя на платформе, когда ты садилась в калькуттский поезд. Я имею в виду не последний раз, а несколько месяцев назад. Ты была в синем сари, с очень серьезным и вдохновенным выражением лица – как будто что-то… ну, просто серьезным и вдохновенным.
–Ты уверен, что сари было синее?– спросила она, улыбнувшись.
–Да,– ответил он, улыбнувшись в ответ.
–А что ты там делал?– спросила она, стараясь вспомнить, что она тогда чувствовала на платформе.
–Ничего, просто ехал в Каунпор. А потом, когда мы встретились по-настоящему, я все время пытался вспомнить, где я тебя видел раньше. Так же, как сегодня с этим Дуррани.
Лата мигом забыла о встречах на платформе.
–Дуррани?
–Да, на матче. Но почти сразу выяснилось, где я его видел. Это тоже было в Брахмпуре. Я как-то отвел Бхаскара к отцу Кабира. Все происходит в Брахмпуре!
Лата молчала, но в ее взгляде проснулся живой интерес. Воодушевленный этим, Хареш продолжил:
–Красивый парень. И в крикете разбирается, даже играет в университетской команде. Завтра он уезжает куда-то на межуниверситетский матч.
–Надо же,– сказала Лата.– Ты встретился с Кабиром на крикетном матче!
–Ты что, знаешь его?– спросил Хареш, слегка нахмурившись.
–Да,– ответила она, стараясь говорить ровным тоном.– Мы вместе играли в «Двенадцатой ночи». Бывает же. Что он делает в Калькутте? Давно он здесь?
–Я не знаю. Наверное, он приехал из-за крикета. И жаль, наверное, уезжать, посмотрев матчи всего три дня. Правда, вряд ли та или другая сторона в итоге выиграет. Может, у него здесь еще какое-то дело. Он говорил что-то о том, что хотел встретиться с каким-то человеком, но не уверен, что тот захочет.
–Да? И встретился он с этим человеком?
–Вроде бы нет. Но о чем мы говорили? А, да, пять городов. Брахмпур, Прагапур, Калькутта, Лакхнау, Каунпор.
–Да что ты все называешь его Каунпор?– бросила Лата чуть раздраженно.
–А как надо?
–Канпур.
–Ладно. Я могу, если хочешь, называть Калькутту Колкотой.
Лата ничего не ответила. Мысль о том, что Кабир где-то в Калькутте, но недостижим, а на следующий день уедет, вызвала у нее жгучую боль в глазах. Она сидела на той самой скамейке, где читала письмо Кабира, и не с кем иным, как с Харешем. Если ее встречи с Харешем были неизменно связаны с застольем, то свидания с Кабиром происходили на скамейках. Ей хотелось одновременно смеяться и плакать.
–Что-то не так?– спросил Хареш с некоторым беспокойством.
–Нет, все в порядке. Давай зайдем в дом, становится прохладно. Арун, вероятно, уехал, так что никто не помешает Варуну поставить пластинку с песнями из фильмов. Я сейчас с удовольствием послушала бы их.
–Ты же вроде любишь классическую музыку.
–Я всякую люблю,– сказала Лата,– зависит от настроения. А Варун, кстати, плеснет тебе что-нибудь.
Хареш попросил пива. Варун поставил мелодию из «Дидара» ивышел из комнаты. Он получил инструкцию от матери не мозолить парочке глаза. Вместо Варуна Лате попалась на глаза антология египетских мифов.
