Безземельные сельские труженики держались очень робко и даже с трудом решались присутствовать на встрече, а не то что говорить. Махеш Капур обещал им распределение излишков неиспользуемой земли, если таковые обнаружатся. Но в целом он мало что мог сделать для этих наименее защищенных бедняков, потому что его законопроект не затрагивал их положения.
В некоторых местах люди так нищенствовали, голодали и болели, что в своем тряпье напоминали дикарей. Их хижины разваливались, скот был полудохлый. В других деревнях жили чуть лучше и могли даже нанять учителя для детей, а также соорудить помещение для занятий.
Пару раз Махеша Капура спросили, к его удивлению, правда ли, что С.С.Шарму собираются перевести в Дели, а его самого изберут новым главным министром Пурва-Прадеш. Он опроверг первый слух, добавив, что, если бы даже оно было правдой, второе вовсе не обязательно последовало бы за этим. Можно быть практически уверенным, что он будет министром, сказал он, но он просит их голосовать за него не по этой причине. Они должны сделать это, если хотят видеть его своим представителем в законодательном органе. Он говорил абсолютно искренне, и все это чувствовали.
Постепенно даже те деревенские жители, которые выигрывали от нового закона об отмене системы заминдари, стали с уважением относиться к навабу-сахибу и его потребностям.
–Не забывайте,– говорил Варис каждый раз,– наваб-сахиб просит вас голосовать не за меня, а за министра-сахиба. Опускайте свои бюллетени в урну с двумя волами, а не с велосипедом. Бюллетень надо обязательно просунуть в щель в урне, а не просто оставить его на ней сверху, а то следующий человек, войдя в будку, сможет опустить его совсем в другую урну. Это понятно?
Местные партийные работники и волонтеры Конгресса были очень рады воочию видеть Махеша Капура и польщены этим. Они неизменно вешали на него гирлянды цветов и сообщали ему, в каких деревнях он скорее всего найдет поддержку, а также намекали, где ему лучше появляться без Вариса. Им, в отличие от него, наваб-сахиб ничего не платил за агитацию, и они могли разыгрывать антифеодальную карту гораздо эффектнее, чем даже сам автор антизаминдаровского законопроекта. Они ходили группами по четыре-пять человек из деревни в деревню, взяв с собой только посох, бутылку с водой и горсть сухих зерен, распевали партийные и патриотические песни и даже религиозные гимны и собирали вокруг себя потенциальных избирателей, чтобы прожужжать им уши о великих достижениях партии Конгресс со времен ее основания. Ночи они проводили в деревнях, не тратя деньги из средств, выделенных Махешу Капуру на проведение предвыборной кампании. Они были разочарованы тем, что он не загрузил джип партийными плакатами и флагами, и взяли с него обещание прислать и то и другое в большом количестве. Они также познакомили Капура с особенностями кастовой структуры в разных районах, сообщили о событиях, происшедших в той или иной деревне, и связанных с этим важных фактах и рассказали популярные местные шутки, что было не менее важно для установления контакта с населением.
Время от времени Варис, чтобы расшевелить публику, выкрикивал почти наугад какие-нибудь имена:
–Наваб-сахиб…
–Зиндабад!
[206] – кричала публика в ответ.
–Джавахарлал Неру…
–Зиндабад!
–Министр Махеш Капур-сахиб…
–Зиндабад!
–Партия Конгресса…
–Зиндабад!
–Джай…
–Хинд!
После нескольких дней предвыборной скачки в пыли то на жаре, то на холоде голоса у выступавших охрипли, горло стало болеть. Наконец, пообещав Варису вернуться вскоре в байтарские деревни, Махеш Капур с сыном, взяв второй джип в форте, отправились в Салимпур. Там они остановились в доме местного представителя Конгресса и стали посещать лидеров разных каст и национальных объединений этого небольшого города-крепости: индусских и мусульманских мастеров золотых дел, которые верховодили на ювелирном рынке, а также кхатри, поставлявших ткани, и курми, снабжавших горожан овощами. На мотоцикле примчался Нетаджи, внедрившийся в городской комитет Конгресса, и развесил вокруг в честь приезда Мана с отцом партийные флаги и эмблемы. Мана он обнял как старого друга и предложил первым делом послать лидерам чамаров две большие жестянки спирта местной выгонки, которые развили бы у них вкус к общению с представителями Конгресса. Махеш Капур наотрез отказался делать что-либо подобное, и Нетаджи посмотрел на него в изумлении, недоумевая, как ему удалось стать такой крупной фигурой, не умея здраво мыслить.
Вечером Махеш Капур посетовал в разговоре с Маном:
–Что это за страна, в которой я имел несчастье родиться? Эти выборы хуже, чем все предыдущие. Всюду касты, касты и касты. Мы зря добивались всеобщего голосования. Раньше было в сто раз лучше.
Ман, дабы его успокоить, сказал, что играют роль и другие факторы. Он понимал, что отца волнуют не собственные шансы на победу в выборах, которые были неоспоримы, а общее состояние дел. С каждым днем он уважал отца все больше. Махеш Капур работал по намеченной программе предвыборной кампании с таким же усердием, такой же прямотой и бескомпромиссностью, с какими разрабатывал законопроект о заминдарах. Он действовал осмотрительно, но не изменяя своим принципам. Эта работа, физически более тяжелая, чем труд в Секретариате, начиналась вдобавок на рассвете, а заканчивалась нередко за полночь. То и дело он высказывал сожаление, что ему не помогает жена, и даже интересовался ее здоровьем. Но он ни разу не пожаловался на то, что обстоятельства лишили его спокойного положения в знакомом ему округе Старого Брахмпура и навязали ему сельский район, где он практически никогда не бывал и не имел никаких деловых связей.
17.8
Если во время Бакр-Ида Махеш Капур был удивлен популярностью Мана в Дебарии, то известность его сына в районе вокруг Салимпура поразила не только его, но и самого Мана. О его конфликте с мунши никто не знал, однако пребывание Мана в деревне стало чем-то вроде местного мифа, в пересказываемых деталях которого он с трудом угадывал реальные события. В Салимпуре он познакомил отца с тощим веретенообразным и саркастичным школьным учителем Камаром. Камар сразу лаконично обронил, что Махеш Капур может рассчитывать на его голос. Ману это показалось довольно странным – они не успели даже затронуть этот вопрос,– но он не знал, что Нетаджи с презрением поведал Камару об отказе Махеша Капура подкупать чамаров выпивкой, на что Камар тут же ответил, что будет за Капура голосовать, хоть тот и индус.
Краткий визит самого Махеша Капура в Салимпур на Бакр-Ид тоже не был забыт. Хотя он был людям незнаком, они чувствовали, что его интересуют не только их голоса, он не залетная птица, которую после выборов они не увидят.
Ману нравилось встречаться с людьми и агитировать за отца. Он стал испытывать к нему сочувствие. Иногда, очень устав, Махеш Капур бывал, как прежде, раздражителен, но Ман не обижался. «Может, из меня получится политик?– думал он.– Мне это, несомненно, нравится больше всего остального, чем я пытался заниматься. Но предположим, я смогу пробиться в Законодательное собрание или парламент. Что я буду делать, попав туда?»
