Книга Достойный жених. Книга 2, страница 216. Автор книги Викрам Сет

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Достойный жених. Книга 2»

Cтраница 216

–Это я был тот человек… Я…– бессвязно начал он.

Поначалу полицейские восприняли его признание как пьяную шутку, затем это стало их сердить, но в конце концов им пришло в голову, что, может быть, в его словах есть доля правды. Пытались дозвониться до Брахмпура, но связь не работала. Тогда послали срочную телеграмму.

–Подождите у нас в отделении, пожалуйста,– сказали ему.– Мы постараемся арестовать вас, если сможем.

–Да-да, хорошо,– ответил Ман. Он очень проголодался. В этот день он выпил несколько чашек чая, но ничего не ел.

Наконец поступило сообщение, что младший сын наваба-сахиба Байтарского был найден с серьезным ранением на Корнуоллис-роуд в Брахмпуре и что главным подозреваемым является Ман Капур. Полицейские посмотрели на Мана как на сумасшедшего и арестовали его. Спустя несколько часов на него надели наручники и отправили его поездом в Брахмпур под конвоем двух констеблей.

–Зачем наручники?– спросил Ман.– Что я такого сделал?

Начальник станции злился, что Ман доставил ему массу дополнительных хлопот, и в ответ на этот смехотворный протест ему хотелось побить Мана.

–Таковы правила,– ответил он.

С конвоирами Ман поладил лучше.

–Вам, наверное, надо непрерывно следить за тем, чтобы я не сбежал и не спрыгнул с поезда,– предположил он.

Констебли весело рассмеялись.

–Ты не сбежишь,– успокоили они его.

–Почему вы так уверены?

–Это невозможно,– объяснил один из них.– Наручники надеты замками кверху, так что их не открыть, стуча ими, например, об оконную решетку. Но если тебе понадобится в уборную, скажи нам.

–Мы очень аккуратно обращаемся с наручниками,– добавил второй.

–Да, мы размыкаем их, когда они не используются, чтобы пружины не ослабли.

–Чего я не могу понять,– сказал второй констебль,– так это зачем ты сдался? Ты и вправду сын министра?

Ман удрученно кивнул.

–Да,– сказал он и провалился в сон.

Ему приснилась толстая королева Виктория с варикозными руками – такая, как на портрете в столовой форта Байтар. Она снимала слой за слоем свои одеяния и призывала его. «Я должна вернуться,– сказала она.– Я там кое-что позабыла». Сон вызывал у него невыносимую тревогу. Он проснулся. Оба констебля спали, хотя вечер еще только начинался. При приближении к Брахмпуру оба инстинктивно проснулись и передали Мана в руки команды из отделения Пасанд-Багх, ожидавшей их на платформе.

–Какие дальше планы?– спросил Ман своих попутчиков.

–Вернемся следующим поездом к себе,– ответили констебли.

–Будешь в Варанаси – заходи в гости,– добавил один из них.

Ман улыбнулся новым конвоирам, но те не были склонны с ним шутить. У усатого младшего инспектора, в частности, был очень серьезный вид. В полицейском отделении Ману дали тонкое серое одеяло и заперли в карцере. Это была маленькая, холодная и грязная тюремная камера с зарешеченным окошком и несколькими джутовыми циновками на полу. Больше ничего в камере не было: ни матраса, ни подушки, ни даже соломы. В помещении стояла вонь. Туалетом служил большой глиняный горшок в углу. В карцере находился еще один заключенный, пьяный с красными глазами, на вид туберкулезник. Он затравленно уставился на полицейских, а когда они ушли – на Мана.

Младший инспектор коротко извинился перед Маном:

–Вам придется провести здесь эту ночь. Завтра мы решим, переводить вас на судебный секвестр или нет. Если вы дадите полные и правдивые показания, не будет необходимости задерживать вас здесь надолго.

Ман сел на одну из циновок и обхватил голову руками. На миг ему почудилось, что откуда-то повеяло розовым маслом, и он горько заплакал. Он проклинал все, что случилось накануне. Если бы только он по-прежнему обманывался, если б не знал!

17.19

В палате, кроме Фироза, который до сих пор не пришел в себя, находились еще двое. Одним из них был помощник младшего инспектора, который клевал носом, так как записывать было нечего. Полиция настояла на его присутствии здесь, и больница уступила. Другим был наваб-сахиб. Имтиаз, как врач, имел право свободно заходить в палату, что он время от времени и делал. Наваб-сахиб бодрствовал у постели сына. Его слуге Гуляму Русулу дали пропуск, так что он приносил навабу-сахибу еду и свежее белье, чтобы хозяин мог ежедневно переодеваться. Ночью тот спал на кушетке в этой же палате – он утверждал, что это для него не проблема. Он привык даже зимой накрываться одним одеялом. В положенное время он расстилал на полу коврик и молился.

В первый день к Фирозу не пускали посетителей даже в приемные часы. Имтиазу все же удалось провести сюда Зейнаб. Она соблюдала пурду, и лицо ее было закрыто. Увидев Фироза – его бледное лицо, его спутанные густые волосы, прилипшие ко лбу, вставленную в изгибе руки трубку, через которую поступал физиологический раствор,– она так расстроилась, что решила не приводить к нему детей, пока он не пойдет на поправку. Видеть деда в таком отчаянии, с выступающими то и дело слезами на глазах, им тоже было ни к чему. И все равно она была уверена, что Фироз выздоровеет. Кто тревожился на этот счет – так это оптимист Имтиаз, который знал о возможных осложнениях.

Приходившие сменщики дежурного полисмена приносили навабу-сахибу последние известия из отделения полиции. Он уже знал, что на Фироза напал не какой-то незнакомец на улице, что в доме Саиды-бай произошла драка между Фирозом и Маном и что это Ман нанес удар ножом. Сначала он не верил этому, но Мана арестовали, и он сознался.

Иногда наваб-сахиб вставал и вытирал полотенцем лоб Фироза. Он произносил его имя – не для того, чтобы разбудить, а чтобы внушить себе, что, пока у человека есть имя, он жив. Он вспоминал детство Фироза и одновременно свою жену, на которую Фироз был очень похож. Он даже больше, чем Зейнаб, связывал наваба-сахиба с нею. Наваб-сахиб упрекал себя за то, что не предотвратил визит сына к Саиде-бай. Он по собственному юношескому опыту знал, насколько притягательны такие места. Но после смерти жены ему стало труднее найти общий язык с детьми, он все чаще уединялся в библиотеке. Лишь раз он сказал своему секретарю, чтобы тот не поощрял походы Фироза в этот дом. Надо было без обиняков запретить это сыну. Но много ли было бы от этого толку? Фироз все равно мог бы отправиться туда за компанию с Маном. Этот беспечный молодой человек точно так же проигнорировал бы запреты чужого отца, как и собственного.

Слушая врачей и видя озабоченное лицо Имтиаза во время его беседы с ними, наваб-сахиб все больше опасался за жизнь сына. Его охватывало отчаяние, и в эти моменты он проклинал Мана и даже всю его семью и желал им всяческого зла. Он хотел, чтобы Ман мучился так же, как он заставил мучиться Фироза. Он не мог постичь, что такого мог сделать Фироз, чтобы его друг, вроде бы любящий его, схватился за нож.

Во время молитвы он стыдился этих чувств, но не мог с ними справиться. Тот факт, что Ман недавно спас его сына от смерти, казалось, расплылся где-то в далеком прошлом и не имел почти никакого значения в нынешней ситуации.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация