Окружной магистрат вернул Вариса на землю в прямом и переносном смысле, пригрозив изгнать его из коллектората, если его команда не прекратит гвалт. Варис успокоил своих приближенных, сказав одному-двум из них:
–Теперь, когда я в Заксе, посмотрим, кто из нас быстрее вылетит отсюда – я или он.
Соратники Махеша Капура по партии стали советовать ему немедленно подать жалобу или ходатайство о расследовании действительности выборов. Было предельно ясно – по крайней мере в Байтаре и его окрестностях,– что для многих решающую роль в избрании Вариса сыграли выпущенные им листовки с ложным сообщением о смерти Фироза.
Махеш Капур был разочарован и расстроен, особенно после утренней уверенности в победе, и не желал расстраиваться еще больше, подавая жалобу или ходатайство. Варис получил 16748 голосов, и его отрыв был слишком велик даже для того, чтобы требовать пересчета. Махеш Капур подошел к сопернику и поздравил его с победой. Варис с достоинством принял поздравление. Победа изгнала последние остатки его совести.
Наконец подсчеты голосов за всех кандидатов были закончены, и окружной магистрат официально объявил о победе Вариса Хана. Вечером об этом сообщили по радио. Окончательные результаты выборов выглядели следующим образом:
18.14
В Байтар-Хаусе в этот вечер состоялось празднество.
Варис устроил грандиозный костер, велел заколоть дюжину овец и дюжину коз и пригласил всех, кто помогал ему или голосовал за него, а затем объявил, что даже те сволочи, которые голосовали против, тоже могут прийти. Он предусмотрительно не выставил спиртного, но сам был под всеми парами и произнес речь – во время предвыборной кампании он поднаторел в речах – о благородных традициях Байтар-Хауса, о высоких достоинствах избирателей, о всемогуществе Бога и удивительном феномене Вариса.
О том, что он собирается делать в Законодательном собрании, Варис умалчивал, но сам-то он был уверен, что освоит все хитросплетения работы в Заксе так же легко, как овладел механикой избирательного процесса.
Мунши был исполнен почтения и санкционировал все расходы, украсил арку ворот форта цветами и со слезами на глазах отвешивал Варису низкие поклоны. Он всегда искренне любил Вариса и верил в его высокое предназначение, и вот теперь его молитвы услышаны. Упав перед Варисом на колени, мунши просил благословить его. Варис, настроенный благодушно, сказал:
–О’кей, я тебя благословляю, говнюк. А теперь убирайся, не то меня вырвет прямо на тебя.
18.15
Через несколько дней после объявления результатов голосования Махеш Капур беседовал с Абдусом Салямом в саду Прем-Ниваса. Он был в подавленном настроении. Начинали сказываться последствия неудачи. Он утратил дело всей своей жизни, которое придавало ему сил, наполняло жизнь смыслом и позволяло творить добро. Законодателям штата, состоявшим в партии Конгресс, теперь придется обходиться без его руководства. Потеря высокого положения не только уязвляла его самолюбие, но и лишала его возможности выручить сына, которого могли обвинить бог знает в чем. Разрыв со старым другом навабом-сахибом также был тяжелым ударом. Он сочувствовал Фирозу и его отцу и ощущал себя виноватым перед ними. А в Прем-Нивасе, и особенно в саду, все напоминало ему каждую минуту об утрате жены.
Он посмотрел на лист бумаги у него в руках. Это были результаты прошедшего голосования. Какое-то время он и Абдус Салям обсуждали их с прежним интересом и беспристрастностью. Если бы НРКП распустилась и присоединилась к Конгрессу, как он сам сделал, то вместе они обошли бы Вариса. Если бы госпожа Капур могла помочь мужу, то наверняка прибавила бы ему, как всегда, тысячи две голосов, если не больше. Он и так победил бы, если бы повсюду не расклеили листовки о мнимой смерти Фироза или же расклеили их раньше, чтобы оставалось время на опровержение. В то время как другие слухи о навабе-сахибе звучали достоверно, предположение, что он мог дать добро на маневр с листовками, даже не приходило Махешу Капуру в голову. Никто, кроме Вариса, не был на это способен.
Но как бы отстраненно он ни старался анализировать ситуацию, мысли его невольно возвращались к собственным неудачам. Он закрыл глаза и слушал Абдуса Саляма молча.
–Варис – любопытный феномен,– заметил тот.– Он вроде Дурьодханы
[244], который сказал Кришне: «Я знаю, что такое мораль, но не склонен соблюдать ее; язнаю, что аморально, но не склонен отвергать это».
При имени Вариса на лице Махеша Капура появилось легкое раздражение.
–Нет,– возразил он,– Варис не такой. Он просто не знает, что такое мораль и что такое зло. Я понял это во время предвыборной борьбы. Он убьет человека из-за женщины, из-за земли, или воды, или наследственной вражды, после чего сдастся властям и заявит с гордостью: «Я прикончил его!»– ожидая, что все его поймут.
–Нет, я вижу, вы политику не бросите,– сказал Абдус Салям.
–Вы так думаете?– усмехнулся Махеш Капур.– После разговора с Джавахарлалом мне казалось, что у меня действительно есть шанс стать главным министром. Неуемные амбиции! А теперь я даже не вхожу в Законодательное собрание. Что касается вас, то я надеюсь, вы не позволите им задвинуть вас в какой-нибудь угол с малозначащими обязанностями. Вы молодой человек, но это ваш второй срок; вы уже проделали отличную работу. И кто бы ни был главным министром, Шарма или Агарвал, им понадобятся два-три мусульманина в кабинете.
–Да, наверное,– сказал Абдус Салям,– но я сомневаюсь, что Агарвал согласится взять меня даже под дулом пистолета.
–Так Шарма все-таки переезжает в Дели?– спросил Махеш Капур, заметив нескольких скворцов, разгуливавших по газону.
–Пока неизвестно. Мне, по крайней мере. Стоит возникнуть какому-нибудь слуху, и тут же появляется новый слух, его опровергающий.– Абдус Салям был рад, что Махеш Капур проявляет хоть какой-то интерес к политическим событиям.– А почему бы вам не съездить в Дели на несколько дней?– предложил он.
–Я останусь здесь,– кратко ответил Махеш Капур.
Абдус Салям вспомнил о Мане и замолчал на какое-то время, затем спросил:
–А как дела у вашего старшего сына? Удалось ему получить доцентскую должность?
Махеш Капур пожал плечами.
–Он заходил ко мне сегодня с внучкой. Я его спросил. Он ответил, что собеседование, как он думает, прошло хорошо. Остальное неизвестно.
Пран боялся до конца верить словам профессора Мишры и думал, что тот может все-таки выкинуть какой-нибудь непредсказуемый фокус, а потому решил не говорить пока никому – даже Савите – о его предполагаемом повышении. Если эта новость окажется ложной, разочарование всей семьи будет вдвое больше. Но отцу он рассказал, чтобы хоть как-то его подбодрить.
