Старец изнуренно опускал средний палец правой руки на книгу.
–По порядку, соблюдаем очередь! Да, я знаю, что вы студент из Брахмпура с двадцатью пятью друзьями, пожалуйста, дождитесь очереди… сядьте, сядьте… назад, матаджи, пожалуйста, назад, нам и так нелегко!
Со слезами на глазах и протянутыми в мольбе руками толпа подалась вперед. Одни хотели получить благословение, другие – просто поближе взглянуть на Рамджапа-бабý, третьи несли ему дары: миски, пакеты, книги, бумагу, зерно, сладости, фрукты, деньги.
–Кладите прасад в эти большие корзины… прасад кладем в корзины…– сипло твердили волонтеры. Рамджап-бабá освящал дары, после чего их вновь раздавали людям.
–Почему он так знаменит?– спросил Пран стоявшего рядом человека, надеясь, что родственницы его не услышат.
–Не знаю,– ответил тот.– В свое время он много чего сделал. Народ его любит, вот и все.– Незнакомец попытался протолкнуться вперед.
–Говорят, он целый день бормочет имя Рамы. Зачем?
–Только долгим и упорным трением можно высечь искру и получить желаемый свет.
Пока Пран обдумывал его ответ, господин в толстых очках, который был тут за главного, подошел к госпоже Капур и низко ей поклонился.
–Вы решили почтить нас своим присутствием?– удивленно и благоговейно сказал он.– А ваш супруг?– Проработав много лет в правительстве, он знал госпожу Капур в лицо.
–Он… нет, он не смог прийти, очень много работы. Можно нам?..– робко спросила госпожа Капур.
Господин в очках сходил к платформе, сказал кому-то пару слов и вернулся.
–Бабаджи очень рад, что вы пришли.
–Но можно ли нам подойти ближе?
–Я спрошу.
Через некоторое время он принес госпоже Капур три гуавы и четыре банана.
–Мы бы хотели получить благословение,– сказала та.
–Ах да, да, я все устрою.
В конце концов они подошли к платформе. Всех пятерых по очереди представили святому.
–Спасибо, спасибо,– сорвалось с тонких сухих губ старца.
–Госпожа Тандон…
–Спасибо, спасибо.
–Кедарнат Тандон и его жена Вина…
–А-а?
–Кедарнат Тандон с женой.
–А-а, спасибо, спасибо, Рама, Рама, Рама, Рама…
–Бабаджи, это Пран Капур, сын Махеша Капура, министра по налогам и сборам. А это супруга министра.
Баба́ покосился на Прана и устало повторил:
–Спасибо, спасибо.
Он выпростал палец и прижал его ко лбу Прана.
Однако, прежде чем их успели увести, госпожа Капур взмолилась:
–Бабá, мой мальчик очень болен… с самого раннего детства страдает астмой. Теперь, когда вы к нему прикоснулись…
–Спасибо, спасибо,– сказало древнее привидение.– Спасибо, спасибо.
–Бабá, теперь он будет исцелен?
Старец поднял палец, которым только что коснулся Прана, и ткнул им в небо.
–Бабá, а что с его работой? Я так волнуюсь…
Святой подался вперед. Родня умоляла госпожу Капур не задерживать очередь.
–Работа?– очень тихо произнес старец.– Он служит Богу?
–Нет, бабá, он претендует на университетскую должность… Он ее получит?
–Возможно. Все решит смерть.– Казалось, губы его открывались сами собой, и изнутри говорил другой дух.
–Смерть? Чья смерть, бабá, чья?– Госпожа Махеш Капур обомлела от страха.
–Господь… твой Бог… наш Бог… он был… точнее, думал, что…
Кровь стыла в жилах от загадочных, неоднозначных слов святого. А вдруг умрет ее муж! В панике госпожа Капур запричитала:
–Ах, скажите мне, бабá, умоляю – умрет кто-то из моих близких?!
Бабá вроде бы различил ужас в ее голосе, и некое подобие сострадания отразилось на кожаной маске его лица.
–Даже если так, для вас разницы уже не будет…– произнес он. Это стоило ему колоссальных усилий.
«Значит, он имеет в виду мою собственную смерть,– дошло до госпожи Капур.– Конечно, чью же еще!» Она с трудом, дрожащим и сдавленным голосом задала следующий вопрос:
–Умру я?
–Нет…
Рамджап-бабá закрыл глаза. Облегчение и тревога охватили госпожу Капур, и она зашагала вперед. «Спасибо, спасибо»,– раздавалось за ее спиной.
«Спасибо, спасибо»,– шепот становился все тише и тише, по мере того как все пятеро (она сама, ее сын, его сестра, ее муж и его мать – объекты ее любви и, следовательно, постоянной тревоги) медленно вышли из толпы на открытые пески.
11.16
Санаки-бабá говорил с закрытыми глазами:
–Ом. Ом. Ом.
Владыка есть океан блаженства, а я – капля в этом океане.
Владыка есть океан любви, и я – его неотъемлемая часть.
Я неотъемлемая часть Владыки.
Втяните биврации своими ноздрями.
Вдохните и выдохните.
Ом алокам, Ом анандам
[59].
Владыка – часть тебя, и ты – часть Владыки.
Вбери в себя весь мир и божественного учителя.
Исторгни дурное и скверное.
Чувствуй, а не думай.
Не чувствуй и не думай.
Это тело – не твое… этот разум – не твой… этот интеллект – не твой.
Христос, Мухаммед, Будда, Рама, Кришна, Шива: мантра есть анджапа джап
[60], у Владыки много имен.
Музыка есть неслышные уху биврации. Пусть от музыки твои центры раскроются, словно прекрасные цветы лотоса.
Не плывите – парите.
Парите, как цветок лотоса по водной глади.
О’кей.
Сеанс медитации закончился. Санаки-бабá закрыл рот и открыл глаза. Медленно и неохотно медитирующие начали возвращаться в мир, который временно покинули. Снаружи лил дождь. На двадцать минут эти люди ощутили покой и единение в мире, не знавшем вражды и невзгод. Дипанкару казалось, что все, кто принимал участие в этой медитации, должны сейчас чувствовать лишь тепло и любовь к остальным. Потому его так сильно потрясло случившееся дальше.
Не успел сеанс закончиться, как профессор сказал:
