Пран тоже был на стороне студента и сочувственно похлопал Фироза по плечу.
–Инстанцию я выбрал правильно,– сказал Фироз, развязывая ленты на шее,– они, казалось, полностью перекрыли доступ крови к его голове.– Через несколько лет подача заявлений непосредственно в Высокий суд станет обычным делом, вот увидишь. Пока пройдешь все инстанции – уйму времени потеряешь. Пока мы дождемся первого слушания, август уже закончится.– Он умолк и запальчиво воскликнул:– Вот бы их по уши завалили такими заявлениями!– Потом он с улыбкой добавил:– Конечно, к тому времени главный судья уйдет на пенсию. И вся его братия тоже.
–Ах да,– сказал Пран.– Чуть не забыл спросить. Где Ман?
–А он вернулся? Он в Брахмпуре?
–Нет, потому я и спрашиваю. От него давно нет вестей. Я думал, может, он тебе писал.
–Разве я сторож брату твоему?
[80] – спросил Фироз.– Хотя в каком-то смысле, наверное, сторож,– мягко добавил он.– Да я и не против. Но весточек от него я не получал. Вообще-то, я думал, что он уже приехал, племянника проведать и прочее. Мне он не писал. Надеюсь, повода для волнений нет?
–Нет-нет, я просто так спросил. Мама волнуется. Ох уж эти мамы!
Фироз ответил молчаливой, слегка печальной улыбкой – так улыбалась его мать. В этот миг он был очень красив.
–Что ж,– сменил тему Пран,– а своему брату ты случайно не сторож? Почему я так давно не видел Имтиаза? Вы бы хоть иногда выпускали его из клетки – ноги размять.
–Да мы и сами его почти не видим. Все по больным мотается. Единственный способ привлечь его внимание – это заболеть.– Дальше Фироз процитировал стихотворение на урду про любовь, что сама – и болезнь, и лекарство от этой болезни, она же – доктор, ради встречи с которым хочется заболеть. Услышь его главный судья, он наверняка сказал бы что-нибудь в духе: «Не понимаю, как это относится к вашему обращению»,– и его можно было бы понять.
–Что ж, пожалуй, так и поступлю,– сказал Пран.– Я что-то стал быстро уставать. И иногда чувствую странное напряжение в области сердца…
Фироз засмеялся:
–Вот чем хорошо болеть по-настоящему – получаешь полное право на ипохондрию!– Затем, склонив голову набок, добавил:– Легкие и сердце – разные вещи, молодой человек, совершенно разные вещи.
12.11
На следующий день Прану стало плохо прямо во время лекции: ноги подкосились, началась одышка. В голове тоже помутилось, что было ему несвойственно. Студенты удивленно переглядывались, а Пран продолжал читать лекцию, навалившись на кафедру и уперев взгляд в дальнюю стену аудитории.
–Хотя пьесы эти изобилуют картинами сельской местности и охоты – в частности, пять слов: «Вы будете охотиться, мой герцог?»– моментально переносят нас в мир шекспировской комедии…– Пран умолк, затем продолжал:– …тем не менее нет никаких оснований полагать, что Шекспир уехал из Стратфорда в Лондон, поскольку…
Он опустил голову на кафедру, затем поднял ее. Почему все переглядываются? Его взгляд упал на первый ряд, в котором сидели одни девушки. Вот Малати Триведи. Что она вообще делает на его лекции? Она ведь не получала официального разрешения на посещение занятия. Причем во время переклички он ее заметил. Впрочем, он ведь не смотрит на студентов, когда называет их имена… Несколько парней вскочили с мест. Малати тоже. Вот его подвели к письменному столу. Усадили. «Господин, вам плохо?»– спрашивал кто-то. Малати считала его пульс. В дверное окошко заглянули профессор Мишра с коллегой. Когда они зашагали дальше, Пран услышал обрывки его слов: «…увлекается театром, знаете ли, играет в студенческих спектаклях… да, студенты его любят, но…»
–Пожалуйста, не толпитесь,– сказала Малати.– Господину Капуру нужен воздух.
Парни, несколько опешив от властного тона этой странной девушки, расступились.
–У меня все хорошо,– сказал Пран.
–Пойдемте-ка лучше с нами, господин Капур.
–Да я здоров, Малати!– раздраженно пробурчал он.
Однако его отвели в преподавательскую и усадили на диван. Коллеги Прана заверили студентов, что позаботятся о нем. Через некоторое время Пран окончательно пришел в себя, но случившееся не укладывалось в голове. Почему ему стало плохо? Он ведь даже не кашлял, не задыхался. Может, дело в жаре или влажности? Вряд ли… Наверное, Савита права: просто перетрудился.
Малати тем временем решила сходить к Прану домой. Лицо госпожи Рупы Меры просияло от радости, когда она увидела ее на пороге. Потом она вспомнила, что именно Малати, вероятно, уговорила Лату играть в спектакле, и помрачнела. Но почему у нее такое взволнованное лицо? Очень странно…
Не успела госпожа Рупа Мера заботливо спросить, что случилось, как Малати выпалила:
–Где Савита?
–Дома. Заходи. Савита, к тебе пришла Малати.
–Здравствуй,– с улыбкой сказала Савита, а потом, почуяв неладное, спросила:– Что такое? У Латы все в порядке?..
Малати села, собралась с духом, чтобы не пугать Савиту попусту, и как можно спокойней проговорила:
–Я была на лекции Прана…
–А что это ты там делала?– не удержалась госпожа Рупа Мера.
–Лекция была по шекспировским комедиям, ма,– пояснила Малати.– Я решила, что мне не помешает послушать – вдруг узнаю что-то полезное для своей роли в «Двенадцатой ночи».
Госпожа Рупа Мера молча поджала губы, и Малати продолжала:
–Так, Савита, ты только не волнуйся, ладно? Во время лекции ему стало нехорошо, он чуть не потерял сознание и вынужден был сесть. Ребята с его кафедры мне рассказали, что пару дней назад с ним уже происходило нечто подобное, но приступ длился буквально несколько секунд и Пран настоял на том, чтобы продолжить лекцию.
Госпожа Рупа Мера так разволновалась, что даже не подумала упрекнуть Малати (хотя бы мысленно) во фривольном общении с мальчиками.
–Где он?– охнула она.– С ним все в порядке?
–Он кашлял?– спросила Савита.– Задыхался?
–Нет, не кашлял, но дышал, кажется, с трудом. Надо вызвать ему врача. И если уж ему так надо работать, пусть читает лекции сидя.
–Но он ведь еще молод, Малати,– сказала Савита и прикрыла живот ладонями, словно пытаясь защитить ребенка от этого разговора.– Он меня не послушает. Я и так ему говорю, чтобы не перетруждался, не относился так серьезно к своим обязанностям.
–Кроме тебя, он вообще никого слушать не станет,– сказала Малати, вставая и кладя руку на плечо Савите.– Мне кажется, этот случай его напугал, и сейчас он может прислушаться к твоим советам. Он ведь должен помнить не только о себе и о своих обязанностях, но и о вас с малышом. Ладно, побегу обратно: проверю, чтобы его немедленно отправили домой. И не пешком, а на рикше.
