Еще чуть позже Ман сказал себе: кроме того, Саида-бай никогда не простит, если узнает, что он вернулся в Брахмпур и первым делом пришел не к ней. Разлука наверняка далась ей очень тяжело. Какое чудесное, пылкое воссоединение их ждет – любимая будет в восторге! Ноги Мана немного дрожали от радостного предвкушения.
Вскоре он уже стоял неподалеку от заветного дома, под большим деревом нима, заранее смакуя предстоящие радости. Тут он спохватился: про подарок забыл!
Впрочем, Ман был не из тех, кто способен долго предвкушать или сокрушаться. Решив, что уже вполне готов, и весело сказав себе: «Я – лучший подарок для нее, а она для меня!»– Ман подошел к калитке.
–Пхул Сингх!– громко окликнул он привратника.
–О, Капур-сахиб! Вас давно не было – не иначе как несколько месяцев…
–Не месяцев, а лет!– воскликнул Ман, доставая купюру в две рупии.
Привратник спокойно убрал деньги в карман, затем произнес:
–Вам повезло. Бегум-сахиба не давала никаких распоряжений касательно сегодняшних гостей. Видимо, сегодня она одна.
–Хм.– Ман нахмурился, но тут же повеселел:– Что ж, отлично!
Привратник постучал в дверь. Из дома выглянула пышногрудая Биббо. Увидев Мана, она просияла, потому как успела по нему соскучиться. Из всех клиентов ее хозяйки он был самый привлекательный – и самый элегантный.
–Ах, Даг-сахиб, добро пожаловать, здравствуйте!– запричитала она с порога достаточно громко, чтобы Ман, все еще стоявший за калиткой, ее услышал.– Минуточку, я только сбегаю наверх и спрошу.
–О чем спрашивать? Разве мне здесь не рады? Или вы боитесь, что я натащу грязь Индии-матушки в беломраморный дворец бегум-сахибы?– Он засмеялся, а Биббо хихикнула.
–Конечно, вам очень рады! Бегум-сахиба будет в восторге! Ах, ну вот опять я говорю за других, как за себя,– игриво добавила она.– Я мигом сбегаю!
Она в самом деле сбегала очень быстро. Вскоре Ман уже шел по коридору, потом взлетел по лестнице с зеркалами на площадке (там он замер на секунду – поправить белую расшитую шапочку) и оказался на втором этаже, у дверей в комнату Саиды-бай. Однако ни пения, ни голосов, ни даже звуков фисгармонии оттуда не доносилось. Войдя и оставив туфли снаружи, он не обнаружил Саиды-бай в комнате, где она обычно принимала и развлекала гостей. Наверное, она в спальне! Мана мгновенно охватило влечение. Он сел на устланный коврами пол и откинулся на белую подушку-валик. Через минуту на пороге появилась Саида-бай: уставшая, но красивая и с сияющими от радости глазами.
Сердце Мана подскочило при виде нее – и он сам тоже. Если бы не птичья клетка в ее руках, он заключил бы любимую в объятья.
Увы, пока что приходилось довольствоваться ее восторженным взглядом. Чертов попугай, в сердцах подумал Ман.
–Сядь, Даг-сахиб. Как я мечтала об этом счастливом мгновении!– За этими словами тут же последовали подходящие поэтические строки.
Саида подождала, пока он сядет, и только тогда поставила на пол клетку. Птица стала похожа на настоящего попугая, а не на комок светло-зеленого пуха. Хозяйка дома обратилась к нему:
–Сегодня ты был не слишком разговорчив, Мийя Миттху, и я не могу сказать, что довольна твоими успехами.– Затем она сказала Ману:– Ходят слухи, Даг-сахиб, что вы в городе уже несколько дней. Гуляете, должно быть, помахивая этой изящной тросточкой с рукояткой слоновой кости. По-видимому, гиацинт, что еще вчера так радовал господина своим цветением и ароматом, сегодня кажется ему увядшим.
–Бегум-сахиба…– хотел возразить Ман.
–Хотя увял он от нехватки живительной влаги, что дарует ему силы,– продолжала Саида-бай, слегка склоняя голову набок и изящным движением руки накидывая сари на волосы,– именно этот до боли знакомый жест заставлял сердце Мана неистово колотиться с того самого дня, когда он впервые увидел ее в Прем-Нивасе.
–Бегум-сахиба, клянусь…
–Ах,– сказала Саида-бай, обращаясь к попугаю,– почему тебя не было так долго? Даже одна неделя стала для меня невыносимой мукой. Чем помогут твои клятвы цветку, что сохнет в пустыне под палящими лучами солнца?– Внезапно эта метафора ей надоела, и она сказала:– У нас в самом деле стоит жара. Попрошу принести тебе шербета.– Она встала, вышла в галерею, перегнулась через перила и хлопнула в ладоши:– Биббо!
–Да, бегум-сахиба?
–Принеси нам обоим миндального шербета. И непременно добавь в стакан Дага-сахиба немного шафрана: паломничество в Рудхию так его измотало! И кстати, ты посмуглел…
–Меня измотала не поездка, а разлука с тобой, Саида-бай…– сказал Ман.– Жестоко с твоей стороны упрекать меня в долгой отлучке, ведь ты сама отправила меня в деревню! Что может быть несправедливей?
–Если бы Небеса продлили наше расставание,– тихо ответила Саида-бай.– Вот что.
Поскольку в своем письме Ману, пусть сколь угодно нежному и полному любви, она настоятельно просила его подольше побыть в Рудхии, ее последние слова не могли показаться ему логичными.
Однако Мана удовлетворил ее ответ – не просто удовлетворил, а восхитил. Саида-бай фактически призналась, что все это время мечтала поскорей заключить его в объятья! Он едва заметно кивнул на дверь спальни, но его возлюбленная в этот миг смотрела на попугая.
12.16
–Сперва шербет, потом беседа и музыка – а дальше проверим, подействовал ли шафран,– дразнила его Саида-бай.– Или нам не обойтись без виски, что торчит у моего господина из кармана?
Попугай посмотрел на гостя. Увиденное ему явно не понравилось. Когда вошла Биббо с напитками, он крикнул:
–Биббо!
Во властном голосе попугая звенели металлические нотки. Биббо бросила на него раздраженный взгляд. Ман это заметил; его тоже несказанно раздражала эта глупая птица, и они с Биббо понимающе переглянулись, причем горничная – известная кокетка и озорница – далеко не сразу отпустила взгляд Мана.
Саиде-бай было не смешно.
–А ну прекрати, плутовка!– рявкнула она.
–Что прекратить, Саида-бегум?– с невинным видом переспросила Биббо.
–Вот нахалка! А то я не видела, как ты строишь глазки Дагу-сахибу! Живо на кухню и носу оттуда не показывай!
–Соучастник повешен, а главный преступник гуляет на свободе,– сказала Биббо и, оставив поднос на полу рядом с Маном, собралась уходить.
–Бесстыдница!– воскликнула Саида-бай. Потом, обдумав слова горничной, она напустилась на Мана:– Даг-сахиб, если пчела предпочитает раскрывшемуся тюльпану крепкий бутон…
–Саида-бай, ты нарочно передергиваешь,– расстроенно проговорил Ман.– Каждое мое слово, каждый взгляд…
Саида-бай не хотела его расстраивать.
–Пей шербет,– посоветовала она ему.– Я не мозги хочу тебе разгорячить.
Ман пригубил восхитительно вкусный напиток и вдруг поморщился, словно выпил что-то горькое.
