–Да почти никто. Сегодня тебе лучше побыть одному.
–Ясно.
–Просто чтобы прийти в себя.
Пран вздохнул. Последовала тишина.
–Еда есть?
–Да, мы прихватили немного из дома. Имтиаз предупредил, что кормят тут ужасно.
–Это не та ли больница, где умер этот парень… студент-медик?
–Что за мрачные мысли, Пран?
–А что мрачного в смерти?
–Мне не хочется, чтобы ты о ней говорил.
–В данном случае лучше слово, чем дело.
–Хочешь, чтобы у меня случился выкидыш?
–Ладно, ладно. Что ты читаешь?
–Учебник по праву. Фироз мне дал.
–По праву?
–Да. Очень интересно.
–А тема какая?
–Гражданские правонарушения.
–Думаешь выучиться на юриста?
–Может быть. Тебе нельзя столько разговаривать, Пран, это вредно. Хочешь, я тебе почитаю «Брахмпурскую хронику»? Новости политики?
–Нет-нет. Гражданские правонарушения!– Пран попытался хихикнуть и тут же закашлял.
–Ну, видишь?– Савита подошла к койке и помогла ему сесть поудобнее.
–Ты напрасно волнуешься,– сказал Пран.
–Волнуюсь?– виновато переспросила Савита.
–Я не собираюсь умирать. С чего вдруг ты вздумала получать образование?
–Брось, Пран… Видимо, ты твердо решил со мной повздорить. Юриспруденцией я заинтересовалась после беседы с господином Шастри. Теперь я хочу познакомиться с Джайей Сут, она работает адвокатом в Высоком суде. Он мне про нее рассказывал.
–У тебя скоро родится ребенок; зачем бросаться с места в карьер?– сказал Пран.– И потом, представь, что скажет отец!
Махер Капур считал, что женщины должны учиться, а работать не должны,– и никогда не скрывал своих убеждений.
Савита промолчала. Она свернула «Брахмпурскую хронику» врулон и прихлопнула им комара.
–Готов поужинать?– спросила она Прана.
–Надеюсь, ты тут не одна,– сказал Пран.– Как мама тебя отпустила без сопровождения? Мало ли что, вдруг плохо станет!
–Часы посещения уже закончились. Вечером в палате может находиться только один человек, и я пригрозила устроить спектакль, если этим человеком буду не я. А волноваться в моем положении противопоказано,– объяснила Савита.
–Ты невероятно глупа и упряма,– с нежностью произнес Пран.
–Да. Невероятно. Но внизу ждет машина твоего отца – на всякий случай. Кстати, а что твоей отец думает о сестре Неру – работающей и весьма работящей женщине?
–О,– воскликнул Пран, пропустив последний вопрос Савиты мимо ушей,– жареные баклажаны, бесподобно! Что ж, теперь можно и газету послушать. Нет, лучше почитай мне вслух университетские «Правила трудового распорядка», я там закладку сделал. Про отпуск.
–А при чем тут твоя комиссия?– спросила Савита, укладывая брошюру себе на живот.
–Ни при чем. Но мне придется взять отпуск минимум на три недели, хорошо бы сперва ознакомиться с правилами. А то, глядишь, Мишра опять какую-нибудь подлянку устроит.
Савита хотела предложить ему забыть о работе хотя бы на день, но поняла, что это невозможно. Поэтому она просто раскрыла брошюру и принялась читать вслух:
–«Сотрудникам университета могут быть предоставлены следующие виды отпуска: а) внеплановый отпуск; б) отгул; в) отпуск по непредвиденным семейным обстоятельствам; г) отпуск по уходу за ребенком; д) отпуск по состоянию здоровья (больничный); е) ежегодный оплачиваемый отпуск; ж) карантинный отпуск; з) отпуск для повышения квалификации».
Савита притихла.
–Продолжать?– спросила она, бегло просмотрев страничку.
–Да.
–«За исключением непредвиденных случаев, когда решение о предоставлении отпуска принимают ректор или проректор университета, все решения такого рода принимает Исполнительный совет».
–Это не проблема. Случай у меня непредвиденный.
–Но возглавляет совет Л.Н.Агарвал, а твой отец больше не министр…
–Что мы можем поделать?– спокойно проговорил Пран.– Особо ничего. Ладно, что дальше?
Савита нахмурилась и продолжала:
–«Если день, предшествующий дню начала отпуска или следующий сразу за днем окончания отпуска, приходится на праздничный день/дни или начало ежегодного отпуска, сотрудник, который вернулся из ежегодного отпуска, может выйти на работу вечером этого дня и получить сверхурочные либо выйти после выходных/праздников/отпуска при условии, что преждевременный отъезд или позднее возвращение к служебным обязанностям не повлекут за собой дополнительных расходов для Университета. Когда предоставляемый отпуск предшествует или следует сразу после таких праздничных дней/отпуска, соответствующее соглашение вступает в силу с даты начала отпуска и прекращает свое действие в день его окончания».
–Что?– переспросил Пран.
–Прочитать заново?– с улыбкой предложила Савита.
–Нет-нет, обойдусь. Что-то у меня голова кругом. Между прочим, твои законодательные акты не лучше сформулированы – а то и хуже. Почитай лучше что-нибудь другое. Давай «Брахмпурскую хронику». Только не надо политики – что-нибудь про людей, про жизнь: ребенка загрызла гиена или в таком духе. Ой, прости! Прости, дорогая. Может, кто-то выиграл лотерею… или давай «Брахмпурский дневник», он всегда меня умиротворяет. Как малыш?
–Он спит, кажется,– сосредоточенно ответила Савита.
–Он?
–В моих учебниках написано, что под «ним» подразумевается и «она».
–В твоих учебниках, значит? Ну-ну…
13.3
Обуреваемая страхом за Прана, волнением за Савиту, которая вот-вот должна была родить, и отчаянной тревогой за судьбу Латы, госпожа Рупа Мера и рада была бы позволить себе нервный срыв, но в сложившейся ситуации ей приходилось воздерживаться от чрезмерных проявлений чувств.
Когда Савита уезжала в больницу, госпожа Рупа Мера хотела быть с ней. Когда Лата уходила в университет – особенно на репетиции,– материнское сердце замирало от ужаса: ану как эта девица опять что-нибудь учинит? Однако Лата была так занята, что и дома-то почти не бывала, когда уж тут разговаривать по душам? Подойти к младшей дочери поздно вечером госпожа Рупа Мера не смела, потому что не хотела лишний раз тревожить Савиту,– та возвращалась из больницы уставшая.
От «Гиты» ипокойного мужа помощи в таких делах ждать не приходилось. Если сейчас заставить Лату бросить театр, она может в сердцах пойти на бог знает какие глупости, даже на демонстративное неповиновение. Просить совета у старшей дочери или у Прана госпожа Рупа Мера не решалась: первая вот-вот собиралась родить, а второй (так она себя уверяла)– умереть. Утром она по-прежнему зачитывала вслух две главы из «Гиты», но жизнь стала для нее таким тяжким бременем, что по временам она затихала и долго молча смотрела в пустоту перед собой.
