–Отличная мысль!– Тот был на удивление жизнерадостен и голоден для больного.– Что вы мне принесли? От неподвижного образа жизни я постоянно хочу есть. Прямо минуты считаю до следующего приема пищи! Какой сегодня суп? А, овощной,– погрустнел он.– Можно мне иногда томатный?
Иногда, как же, усмехнулась Савита. Она приносила Прану любимый томатный суп и вчера, и позавчера, а сегодня решила для разнообразия взять овощной.
–Он безумец, помни!– тихо проговорила госпожа Рупа Мера на ухо Лате.– Помни об этом, когда после спектакля будешь с ним любезничать. Мусульманин и безумец!
13.4
Когда вошел Ман, Пран за обе щеки уплетал ужин.
–Что с тобой?– спросил он.
–А, ничего особенного. Всего лишь легкие, сердце и печень,– ответил Пран.
–Да, Имтиаз что-то говорил про проблемы с сердцем, но ты не очень похож на сердечника. И вообще, разве у человека твоего возраста может отказать сердце?
–Ну, оно вроде бы не отказало. Насколько я понял, у него просто тяжелая перегрузка.
–Правого желудочка,– вставила госпожа Рупа Мера.
–А-а. Ясно. Здравствуйте, ма!– Ман поздоровался со всеми присутствующими и внимательно осмотрел тарелки на столе Прана.– Джамболан? Объедение!– воскликнул он и тут же отправил в рот пару плодов. Сплюнув в ладонь семечки, он положил их на край тарелки и взял еще два джамболана.– Попробуй, вкуснейшие,– посоветовал он брату.
–Как дела, Ман?– спросила Савита.– Чем занимаешься? Как твой урду?
–О, хорошо, очень хорошо. По крайней мере, я серьезно продвинулся. Могу написать короткое письмо – а самое главное, адресат даже сможет его прочесть. Да, кстати, вспомнил: мне же надо кое-кому написать.– Его добродушное лицо чуть омрачилось, затем он взглянул на Лату с Малати и вновь улыбнулся.– А вы как? Две красотки в толпе мужчин. Вам, наверное, прохода не дают. Как вы отбиваетесь от ухажеров?
Госпожа Рупа Мера бросила на него испепеляющий взгляд.
–Мы не отбиваемся,– ответила Лата.– Мы соблюдаем дистанцию и вообще очень холодны.
–Само целомудрие,– подхватила Малати.– Репутацию надо блюсти.
–Малейшая неосторожность,– добавила Лата,– и никто не захочет на нас жениться. И даже сбежать с нами на край света.
Госпоже Рупе Мере это надоело.
–Конечно, издевайтесь!– надрывно воскликнула она.– Издевайтесь сколько угодно! Только это не шутки, попомните мои слова!
–Вы правы, ма,– сказал Ман.– Это не шутки. С какой стати вы вообще разрешили им – то есть Лате – играть в этом спектакле?
Госпожа Рупа Мера стала чернее тучи, и Ман сообразил, что поднял болезненную тему.
–А тебе, брат,– сказал он Прану,– наваб-сахиб шлет горячий привет, Фироз свою любовь, а Зайнаб – через Фироза – пожелания скорейшего выздоровления. Ах да, Имтиаз желает знать, принимаешь ли ты маленькие белые таблетки. Он грозится прийти к тебе завтра утром и пересчитать их. И кто-то еще передавал что-то еще, но у меня вылетело из головы. Ты точно хорошо себя чувствуешь, Пран? Грустно видеть тебя в больнице. Когда ждете ребеночка? Раз Савита постоянно с тобой, может, она тут же и родит? В этой самой палате? Восхитительный джамболан!– Ман отправил в рот еще две штуки.
–Вид у тебя счастливый,– заметила Савита.
–Что ты, я так страдаю,– возразил Ман.– Житейскими истерзан я ножами! И кровь бежит
[94].
–Шипами,– поморщился Пран.
–Шипами?
–Шипами.
–Что ж, значит, я истерзан ими,– согласился Ман.– Как бы то ни было, я глубоко несчастлив.
–Зато с легкими у тебя все хорошо,– сказала Савита.
–Да, но с сердцем не очень. И с печенкой,– скорбно заметил Ман, упомянув два источника душевных терзаний, традиционно упоминаемых в поэзии на урду.– Охотница пленила мое сердце…
–Ну, нам пора,– перебила его госпожа Рупа Мера, вставая и собирая вокруг себя дочерей, как курица собирает цыплят. Малати ушла вместе с ними.
–Я что-то не то ляпнул?– спросил Ман брата, когда они остались вдвоем.
–А, пустяки, не волнуйся,– ответил Пран; сегодня опять весь день шел сильный дождь, и он пребывал в философском расположении духа.– Садись и помолчи немного. Спасибо, что навестил.
–И все же, Пран, скажи: она меня еще любит?
Тот пожал плечами.
–На днях она вышвырнула меня из дома. Думаешь, это хороший знак?
–Непохоже.
–Да, ты прав,– вздохнул Ман.– Но я так отчаянно ее люблю! Жить без нее не могу!
–Она как кислород,– вставил Пран.
–Кислород? Ну да, пожалуй,– угрюмо пробормотал Ман.– Сегодня пошлю ей записку. Скажу, что хочу положить всему конец.
–Всему – это чему?– уточнил Пран, даже не думая волноваться.– Своей жизни?
–Угу, наверное,– с сомнением протянул Ман.– Думаешь, тогда она вернется?
–А ты планируешь подкрепить слова какими-либо действиями? Кинуться грудью на житейские ножи или, положим, пустить в висок житейскую пулю?
Ман скривился. Переход брата к практическим вопросам показался ему моветоном.
–Нет. Вряд ли.
–Вот и я так подумал,– кивнул Пран.– И не надо. Мне будет тебя не хватать. И всем, кто сегодня был в этой палате. И еще тем, чьи приветы ты мне передавал, и баоджи, аммаджи, Вине и Бхаскару. А еще твоим кредиторам.
–Ты прав!– решительно воскликнул Ман, умяв последние джамболаны.– Ты совершенно прав. Ты моя опора, Пран, знаешь об этом? Даже когда лежишь. Я чувствую невероятный подъем сил и способен на все! Прямо лев, а не человек!– Он даже попробовал зарычать для пущей убедительности.
Дверь отворилась, и в палату вошли господин и госпожа Махеш Капур, Вина, Кедарнат и Бхаскар.
Лев присмирел и сделал виноватое лицо. Он не появлялся дома целых два дня, и хотя в глазах матери упрека не читалось, ему стало совестно. Здороваясь с Праном, она поставила в вазу ароматный букет из веток жасмина, которые нарезала в саду и принесла с собой. Потом она спросила у Мана, как дела у семьи наваба-сахиба.
Ман повесил голову.
–У них все хорошо, аммаджи,– ответил он.– А как наш лягушонок? Поправился? Смотрю, уже вовсю скачет!
Он обнял Бхаскара и обменялся парой слов с Кедарнатом. Вина подошла к Прану, положила руку ему на лоб и справилась не о его здоровье, а о том, как Савита приняла его болезнь.
Пран сокрушенно покачал головой:
–Ну и время я выбрал, чтобы заболеть!
–Тебе следует поберечься.
–Да. Да, конечно.– Помолчав, Пран добавил:– Она хочет изучать юриспруденцию. На случай, если овдовеет и ребенок будет расти сиротой… То есть без отца.
