–Открой на любой странице и читай,– предложила Савита.
Книга открылась на стихотворении Одена «Закон как любовь»:
Он, как любовь, непостижим, неодолим, неудержим.
Он, как любовь,– для слёз стезя
над тем, что сохранить нельзя.
Лата захлопнула книгу:
–Странное стихотворение.
–Да уж,– осторожно ответила Савита.– Давай лучше про гражданские правонарушения.
13.14
Минакши Мера приехала в Брахмпур через три дня после рождения ребенка – вместе с сестрой Каколи, но без дочки Апарны. Она устала от Калькутты и хотела сменить обстановку, а тут как раз и повод подвернулся.
В первую очередь ее утомил Арун, который в последние дни был невыносимым занудой, думал только о работе и ничем не интересовался, кроме страховых премий на транспортировку чая до Хорремшехра. Устала она и от Апарны, которая начинала действовать ей на нервы вечными «мама то», «мама се» и «мама, ты не слушаешь!», и от Беззубой Карги, Ханифа и приходящего садовника. Минакши казалось, что она сходит с ума. Варун старался как можно незаметней проникать в свою каморку, не попадаясь ей на глаза, а если все же попадался, то издавал непременное, насквозь пропитанное шамшу «хе-хе-хе», от которого Минакши хотелось выть в голос. Даже редкие встречи с Билли и канаста с «Авантюристками» утратили свою прелесть. Все было ужасно. Калькутта ей осточертела.
И тут как нельзя кстати пришла телеграмма: сестра Аруна родила ребенка! Прямо манна небесная, не иначе. Дипанкар прислал им уже десяток открыток с описанием красот Брахмпура и чудесных родственников Савиты. Они наверняка с радостью примут гостью, и Минакши сможет целыми днями валяться под вентилятором и успокаивать расшалившиеся нервы. Отдых был ей просто необходим, и она решила сбежать в Брахмпур – якобы помогать молодой маме с ребенком. Она ведь просто кладезь ценных сведений по уходу за новорожденной девочкой. С Апарной она уже справилась, значит справится и с племянницей.
Минакши обрадовалась, что стала тетей,– пусть родила и сестра мужа. Ее собственные братья и сестра пока не удосужились произвести на свет ни одного ребенка. Наибольшего порицания в этом плане заслуживал, конечно, Амит: ему следовало обзавестись семьей как минимум три года назад. По мнению Минакши, он должен был немедленно исправить эту досадную ошибку, женившись на Лате.
То была вторая причина ее визита в Брахмпур – разведать обстановку и подготовить почву. Конечно, сообщать об этом Амиту она не собиралась: он тут же пришел бы в ярость (в меру своих возможностей, конечно). Иногда Минакши даже хотелось вывести его из себя. Поэтам полагается быть страстными, разве нет? Однако она легко могла представить, как Амит процедит сквозь зубы: «Занимайся своими пассиями, милая Минакши, а моих оставь мне». Нет уж, лучше вообще об этом не заикаться.
Зато Каколи она ввела в курс дела сразу, как только та пришла в гости. Лата показалась ей милой и тихой девушкой. Впрочем, проблески ума и чувства юмора у нее все же случались, и это вселяло определенную надежду. Амиту она явно приглянулась, но сам он на решительные действия был неспособен: мог годами созерцать да размышлять, ничего не предпринимая. Каколи считала, что Амит и Лата подходят друг другу, но обоих нужно подтолкнуть в нужном направлении. Благословляя сей союз, она тут же сочинила ку-ку-куплет:
Лата леди стать должна,
Будет Чаттерджи она!
В знак признания раздался звонкий смех Минакши и ответный стишок:
Но признайся честно, Лата,
Жить с пиитом трудновато?
Каколи захихикала и перекинула мяч обратно:
Рифмы трудное искусство —
Отвечать на чувства чувством.
Минакши тотчас подхватила:
Поцелуйчики, объятья,
Каждый день – тайфун в кровати.
Тут Каколи внезапно вспомнила, что оставила Пусика привязанным к ножке кровати в своей спальне, и сказала, что должна немедленно вернуться домой.
–А почему бы нам не поехать в Брахмпур вместе?– предложила она напоследок.– Провинция ждет нас!– возгласила она.
–Почему бы и нет?– ответила Минакши.– Будем приглядывать друг за дружкой. А как же ты без Ганса?
–Мы же ненадолго уедем, от силы на недельку. Пусть потоскует, ему полезно. Ради этого я и сама готова потосковать.
–А Пусик? Нет, ну как меня злит Дипанкар: мог бы уже написать, когда вернется. Его бог знает сколько времени нет. А теперь у него и открытки кончились; точно весточки не дождемся.
–Он в своем репертуаре. За Пусиком и Амит может присмотреть.
Когда госпожа Чаттерджи услышала о намечающейся поездке, ее куда больше расстроило, что Каколи пропустит занятия. Разлука дочери с возлюбленным ее не волновала.
–Ой, ма!– взвилась Каколи.– Не будь такой занудой! Разве ты не была молодой? Разве тебе никогда не хотелось скинуть оковы быта? С посещаемостью у меня все отлично, а от одной недели ничего не будет. Возьмем у врача справку, что я подхватила какую-нибудь заразу. Противную и изнуряющую.– Она процитировала две строки из «Зимнего пути»
[101] про постоялый двор, символизирующий смерть.– Малярию, например,– продолжала она.– О, вот и комар.
–Ни в коем случае,– отрезал достопочтенный господин Чаттерджи, на мгновение оторвавшись от книги.
Каколи не стала упорствовать насчет справки, но продолжала уламывать родителей отпустить ее в Брахмпур.
–Минакши нужна компания! Арун слишком занят на работе. Семья просит нашей помощи,– твердила она.– С маленькими детьми так тяжело! Каждый помощник на счету. А Лата такая славная девушка, она хорошо на меня влияет. Вот спросите Амита, он подтвердит, что она славная. И благотворно влияющая.
–Ой, помолчи, Куку, дай спокойно почитать Китса,– огрызнулся Амит.
–Куку, Китс, Куку, Китс,– пропела Каколи, садясь за рояль.– Что мне тебе сыграть, братик? «Грезы лю-лю-любви»?
Амит бросил на нее многозначительный Взгляд.
Но Каколи тут же изрекла:
–Наш Амит лежит в кровати.
Сны, конечно же, о Лате!
Так и встретит он рассвет,
Китсу в мыслях места нет.
–Таких тупых девиц, как ты, я еще не встречал,– проворчал Амит.– Но я не понимаю, зачем ты бравируешь своей тупостью?
