–Кому еще слух подправить?– поинтересовался капитан боргов.– Но я сегодня добрый и для глухих повторяю: четыре шага назад.
Аргументы у капитана были весомые, и в магазине его автомата их было еще предостаточно. Потому вольные поспешили подчиниться…
Я, скрываясь за занавесом из аномальных «мочалок» изакусив до крови губу, смотрел, как они торопятся выполнить приказ. В голове билась мысль: «Не надо смотреть на такое, потом же сниться будет в кошмарах»,– но человек тварь любопытная, и я смотрел…
Совершенно прозрачная пустота, в которую вольные вступили одновременно, подняла их в воздух всех, разом – и медленно начала скручивать человеческие тела, словно тряпки, из которых выжимают воду. Я видел рты, раззявленные в беззвучном крике, потому что человек не может кричать со смятыми легкими, пронзенными осколками собственных ребер. Видел вылупленные шарики глаз, которые невидимая сила выталкивала из черепов, трещащих словно раздавливаемые орехи. Видел, как сломанные кости пронзают человеческую плоть и одежду, вылезая из ран,– и тут же ломаются снова, вминаясь в месиво, которое только что было человеческим телом…
А еще я видел, как во все стороны, обильно увлажняя растрескавшийся асфальт, брызжет кровь. Ее струйки вырывались из ртов, ушей, тех мест, откуда на нитках нервов свешивались остатки раздавленных глаз – и, конечно, из ран, которые довольно быстро перестали быть ранами. Когда аномалия скручивает человеческое тело в тугой мясной жгут, оно быстро становится одной сплошной кровоточащей раной…
Странно, что аномалию, питающуюся исключительно кровью своих жертв, назвали «мясорубкой». Вот реально, лучше б она рубила – в фарш, быстро, мгновенно, а не вот так, с садистским наслаждением выдавливая кровь из людей до тех пор, пока от них не останутся сухие черные жгуты…
Но это еще не все.
Когда страшная казнь закончилась, на асфальте остались пять черных клякс – места, на которые вылилось наибольшее количество крови. А над этими кляксами повисли в воздухе пять черных жгутов, которые слабо поскрипывали в тишине, повисшей над площадью,– это гигантская аномалия, раскинувшаяся рядом с ржавым аттракционом, пыталась выдавить из добычи еще хоть немного живительной влаги. Жуткое зрелище – висящие в метре над асфальтом останки людей, погибших страшной, мучительной смертью.
А потом жгуты двинулись, поплыли к ржавой карусели, за которой я спрятался. Никто не знает, зачем «мясорубка» это делает, демаскируя себя, но ей зачем-то нужно подвешивать эти ужасные свидетельства ее охотничьей удачи на ближайшее возвышенное место. Пожалуй, это единственный признак, по которому можно определить наличие поблизости смертоносной аномалии…
Жгуты плыли в мою сторону. Приблизившись к карусели, они грубо растолкали в разные стороны занавес из «мочал» иприлепились к верхнему ободу аттракциона в полуметре от моего лица. Они даже кровью не воняли – «мясорубка» высосала из них всю жидкость. Может, лишь немного тленом. Так пахнут в букинистических магазинах старые книги с переплетами из высохшей от времени, растрескавшейся кожи…
–За пацанов,– негромко произнес капитан.
–За пацанов,– эхом отозвались бойцы его отряда.
Ну да, понятно. Борги уже давно держат Припять под своим контролем и прекрасно знают расположение крупных аномалий, которые, в отличие от более мелких, редко перемещаются после выбросов. Тяжелые, ленивые – и очень жадные до живой плоти, так как чем крупнее аномалия, тем больше она жрет…
–Собрать хабар, снять наших с «чертова колеса»– и уходим,– скомандовал капитан.– До вечера нужно их доставить на базу и похоронить по-человечески…
–Погоди, командир,– произнес один из бойцов с автоматом в руках и снайперской винтовкой Драгунова за спиной.– Там, по ходу, за каруселью кто-то прячется.
Вот ведь сукан глазастый, коллега хренов! Конечно, согласно должности ему положено быть зорким, но мне казалось, что я отлично спрятался за аномальным занавесом из «мочалок» ичерных жгутов, развешанных «мясорубкой»…
Получается, только казалось.
–Похоже на то,– кивнул капитан, приглядевшись.– Эй, ты, тварина зеленая. Вылезай давай.
Мне ничего не оставалось делать, только подчиниться. В одну харю с пистолетом против взвода автоматчиков много не навоюешь, потому свой «ПМ» ясразу бросил в общую кучу из автоматов вольных.
–Не густо,– хмыкнул капитан.– А чего обмундирование зашитое-заштопанное? Подменку переодеть не успел? В хозроте, что ли, числишься?
–Типа того,– отозвался я.– Дерьмо всякое по жизни вычищаю.
–Борзеешь?– участливо поинтересовался капитан.– Ладно, борзый, тебе повезло, хватит смертей на сегодня. На колени встань и поклянись, что это не ты наших ребят на колесе развешивал. Потом попроси прощения за свою поганую униформу, сними ее, брось в «мясорубку»– и свободен.
–Какая интересная многоходовая программа,– усмехнулся я.– Может, ты лучше сам в «мясорубку» бросишься – и закроем вопрос?
–Получается, не хватит,– вздохнул капитан.
Надо отдать должное, с бедра он стрелял ловко. Я даже движения руки не увидел, только вспышку – и потом сразу серое небо Зоны, так как удар пули в грудь с такого расстояния бросает на спину не хуже, чем крепостной таран.
А потом боль разорвала легкие, и я понял, что лечу куда-то…
«Неужели наконец все?– пришла вялая мысль. И сразу:– Но если меня убили, то почему я слышу, о чем они треплются?»
–Точно в сердце,– сказал кто-то.– Прям между бронепластин. Фигею, как Шатун стреляет. Ваще не целясь маслины в яблочко кладет.
–У жмура бронепластины в костюм не вставлены,– произнес другой.– Можно было просто очередью полоснуть. Шатун, а чо не в «мясорубку» пассажира определил? Больно легкий трындец для зеленого.
–Сказал же, хватит жести на сегодня,– проворчал вроде как Шатун, а может, кто и еще.– Тебе б, Цыган, только людей резать, да позаковыристее, чтоб кровища рекой и мясо лоскутами. Ладно, пошли, дел невпроворот…
–Погоди, командир,– сказал еще кто-то.– А этот из хозроты, по ходу, живой вроде.
…Я уже и сам понял, что произошло. Пуля Шатуна попала в пластину, подаренную мне Букой и уже очень давно вросшую в мое тело напротив сердца. Думаю, сейчас она ее еще глубже вбила, так как грудь болела адски и одежду в этой области к телу словно горячим пластырем прилепили. Значит, крови от того удара вытекло прилично, а ощущение полета, скорее всего, оттого, что при падении я об асфальт слегка затылком приложился.
Больше валяться смысла не было, да и головокружение вроде поутихло, потому я попытался встать. Получилось, хотя и качнуло меня пару раз неслабо. Но я усилием воли сфокусировал взгляд на стволах, направленных в мою сторону, и, скинув капюшон с головы, сказал:
–Слышь, Шатун, давай-ка на этот раз пулю в лоб. Надежнее будет. Не промахнешься?
–А ты ничего, зеленый, духовитый,– хмыкнул капитан.– Жаль, что с вольными тусуешься, а не с нами. Хрен его знает, почему тебя пули в тушку не берут, но тебе виднее, как лучше. В лоб – значит, в лоб.
