Зрачки Зофии сузились. Она широко распахнула глаза. Взгляд стал бессмысленным. С лица сошли все краски.
—Перестань преследовать Ульяну,— приказала Верховная и ощерилась.— Я вижу в глубине твоего сознания все еще жива память о том дне, когда я привела к тебе девочку. Помни только то, что я говорила тогда и повторю сейчас — Ульяна-дочь твоей рано ушедшей сестры. Все остальное для тебя сейчас неважно!— и уже с нажимом в голосе,— сейчас ты очнешься и отправишься к своей дочери. Вы вместе с ней выберете на ярмарке новые платья и вернетесь домой. Если ты мне понадобишься, я позову!
Когда Зофия снова моргнула, а ее глаза вернулись в обычное состояние, она увидела перед собой только горящий камин и пустое кресло напротив. Женщина встряхнула головой, прогоняя странное наваждение, будто с ней произошло нечто непонятное. Лоб сковали тиски острой боли и пани Новак поднялась на ноги, направившись к выходу из комнаты. На пороге она столкнулась с Евой. Посмотрела на нее чуть затуманенным взглядом и пошла прочь, будто не узнавая.
—Зося?— удивленно проговорила ей во след Эвка и тут же нахмурилась.
«Что здесь произошло?» — подумала она и невольно подняла глаза, бросив взгляд на лестницу. Ей показалось, или она успела заметить край платья своей госпожи.
«Быть такого не может!» — решила ведьма и пожала плечами. В последнее время, ей слишком многое мерещится.
—Надо отдохнуть!— произнесла она вслух и тут же услышала голос Агнешки, зовущий ее.
—Уже иду!— крикнула Ева Возняк и метнулась на лестницу.
За ее спиной хлопнула дверь — это Зофия Новак покинула здание Круга, чтобы направится на ярмарку, где ее уже ждала дочь.
Князь Казимир стоял на дворе, глядя на подъезжающих гостей. Стоявшая за его спиной Есеслава прятала глаза, когда всадники стали спешиваться.
—Доброго дня, светлый князь!— выступил вперед молодой воин в богатых одеждах. Он поклонился Казимиру, бросив быстрый взгляд ему за спину, туда, где пряталась от чужаков молодая княжна. Улыбнулся в усы, сверкнул белозубой улыбкой.
—А где же твои родители?— удивился Казимир.
—Следуют с остальными нашими людьми и скоро прибудут!— ответил молодой воин.
Князь Казимир отошел в сторону, открыв дочь взгляду мужчины, представил ее, а затем указал рукой на воина.
—Это, моя дорогая дочь, княжич Зимовит из рода князя Буковского.
Зимовит поклонился уже девушке и, прижав к груди ладонь, произнес:
—Я поражен твоей красотой, прекрасная княжна,— по чувственным губам мужчины скользнула улыбка,— и мечтаю, чтобы ты посмотрела на меня благосклонно! А уж я постараюсь, чтобы это произошло как можно быстрее!
Слова жениха вызвали краску смущения на лице Еси и довольную улыбку Казимира.
—Быстрый ты на язык!— заметил со смешком князь Казимир.— Но мне нравится твой подход.
Зимовит поклонился.
—Что ж мы стоим на дворе,— опомнилась Есеслава и повернулась к дому,— пойдемте в дом. Там уже накрыты столы. Дождемся ваших отца и матушку внутри! А о людях позаботятся!— она мазнула взглядом по лицу княжича и, снова покраснев, шагнула вперед.
—И то правда!— поддержал дочь отец. И скоро гость в окружении приближенных князя и нескольких своих людей, направился за княжной.
Есеслава шла впереди, такая легкая, стройная и гибкая, что княжич невольно залюбовался ее станом и плавными движениям тела. Он впился взглядом в ее покачивающиеся бедра, затем посмотрел выше, на тонкую талию и длинные толстые косы, сбегавшие по спине и невольно подумал о том, что сейчас почти благодарен отцу, решившему заключить союз с Казимиром.
«Если мне повезет, такая красавица, станет моей женой и матерью наших общих детей!— подумал молодой мужчина, глядя как Есеслава поднимается по ступеням на широкое крыльцо.— Да и не бедна она, что тоже немаловажно!»
Казимир не отрывал взгляда от своего, как он надеялся, будущего зятя. Зимовит ему понравился, да и Есе, кажется, тоже пришелся по душе. «Так пусть дети познакомятся поближе, решил он, а там, глядишь, если будут благоволить боги, и до свадьбы недалеко!» С такими мыслями, окруженный своими людьми, князь вошел в дом.
Ее стали бояться. С тех пор, как Варвара вернулась в свое поместье, большая часть слуг оставили ее, бежали позорно, скрылись, отказавшись служить горбунье, как теперь за глаза величали княгиню Лихновскую. Раны, оставленные плетью палача, до сих пор не зажили, а лишь покрылись толстой коркой, от которого одежда на спине теперь оттопыривалась, словно настоящий, пусть и небольшой, но горб.
Сидя в кресле в своей спальне, Варвара Пяст, урожденная княгиня Лихновская, думала о мести. Эти мысли наполняли ее сердце сладостью и прогоняли боль. Они вызывали на ее тонких губах почти живую улыбку, возвращали блеск погасшим глазам, они заставляли ее жить дальше.
Варвара вернулась домой через несколько дней после того, как расправилась с человеком Казимира, утопив тело последнего в болоте. Переночевав в одном из домишек у болота, княгиня снова забралась в телегу и, превозмогая боль в спине, направила лошадь по другой дороге, огибавшей трясину. Этот путь был более людным и менее опасным. Женщина не боялась, что ее остановят. После того, что случилось в ее жизни, после потери сына, она не страшилась смерти, хотя и не звала ее.
«Пока не отомщу Казимиру и Есеславе, я должна жить!— говорила себе Варвара.— До тех пор надо поберечься».
Она целыми днями проводила в своей комнате. Никого не хотела видеть, да никто, к слову, и не искал с княгиней встреч. Она сделалась мрачной, злой и часто срывалась на слугах, которым теперь стало казаться, будто в тело хозяйки вселился какой-то злой дух. Постепенно люди начали сбегать. И за какие-то несколько дней, поместье опустело и пани Пяст осталась почти одна, если не считать горстки самых терпеливых слуг, да стариков, что просто не смогли уйти из-за возраста.
«Пусть бегут!— думала княгиня Лихновская.— Крысы всегда первыми покидают корабль. А мне надо думать о моей мести и о том, как ударить больнее по Казимиру и его дочери».
Она вздохнула и перевела взгляд на окно. За стеклом медленно падали тяжелые снежинки. А в голове старой княгини начал появляться план. Пока еще неяркий набросок… но обещавший стать четким рисунком.
Глава 7
Уже несколько дней, как мы покинули наш последний приют. Теперь на пути, словно в насмешку над судьбой, нам не попалось ни единого поселения. Ночевать приходилось то на открытом поле, то в заснеженном лесу, прячась от мороза под лапами елей и поддерживая ночью огонь по очереди. Один раз, сидя у костра и кутаясь в одеяло, с Мраком, гревшим мои ноги, я услышала шорохи вокруг нашей стоянки. Лошади заволновались, а волкодав навострил уши.
Это были волки. Но они не посмели приблизится, побоявшись огня, или учуяв ведьмака. В тот день я действительно испугалась.
