— И долго туда ехать? В Оксфордшир?
— Часов семь-восемь. Отец отлично водит.
— Ага.
— А ты не поедешь в свой?..
— Лидс. Нет, остаюсь здесь на лето. Помнишь, я тебе говорила?
— Извини, я вчера напился.
— И это оправдывает подзащитного в наших глазах…
— Это не оправдание, просто… — Он повернулся и взглянул на нее: — Эм, ты что, сердишься?
— Эм? Что еще за Эм?
— Эмма.
— Я не сержусь, просто… мне бы хотелось, чтобы ты меня разбудил, вместо того чтобы сбежать украдкой…
— Я собирался оставить записку!
— И что бы ты написал в своей драгоценной записке?
— «Твой кошелек у меня».
Она рассмеялась хриплым утренним смехом, закашлялась, и отчего-то ему было очень приятно смотреть, как она улыбается, видеть две глубокие скобки в уголках ее губ, которые она держала крепко сжатыми, точно хранила секрет. При взгляде на эту улыбку он почти пожалел, что соврал. Он вовсе не собирался уезжать после обеда. Его родители должны были переночевать в Эдинбурге, вечером сводить его поужинать, а утром следующего дня они все вместе отправятся домой. Но ложь соскользнула с языка инстинктивно, это был способ обеспечить себе быстрый и безболезненный путь к отступлению. Однако теперь, потянувшись, чтобы поцеловать ее, он прокручивал в голове различные способы нейтрализовать эту ложь. У Эммы были мягкие губы, и она легла на спину; кровать все еще пахла ее теплым телом, вином и кондиционером для белья. Он решил, что в будущем надо стараться быть честнее.
Эмма отстранилась.
— Мне надо в ванную, — сказала она, подняв его руку и проскользнув под ней. Она встала, поддела резинки трусов двумя пальцами и расправила ткань на ягодицах.
— У тебя есть телефон? — спросил он, глядя, как она, шлепая босыми ногами, идет через комнату.
— В коридоре. И это непростой телефон. Телефон с приколом. Тилли при взгляде на него всегда покатывается со смеху. Пользуйся. Но не забудь оставить десять пенсов. — Она вышла в коридор и направилась в ванную.
В ванной текла вода: соседка Эммы как раз готовила одну из своих бесконечных летних горячих ванн, которые могла принимать хоть целый день. Тилли Киллик ждала ее в халате, округлив глаза под запотевшими стеклами больших очков в красной оправе и сложив губы возмущенным ноликом.
— Эмма Морли, а ты темная лошадка!
— Что?
— У тебя в комнате кто-то есть?
— Возможно!
— Это не тот, кто я думаю?
— Всего лишь Декстер Мэйхью! — беззаботно прощебетала Эмма, и обе девушки начали смеяться и долго не могли успокоиться.
* * *
Декстер обнаружил телефон в коридоре: это был аппарат в виде удивительно реалистичного гамбургера. С присыпанной кунжутом булочкой в руке он стоял и прислушивался к шепоту в ванной, как всегда, испытывая удовлетворение от того, что люди его обсуждают. Сквозь фанерные стены доносились обрывки фраз и отдельные слова: «Так вы с ним…? Не может быть! И что было? Просто поговорили и все такое. Все такое? Что это значит? Да ничего! А он останется на завтрак? Не знаю. Пусть останется на завтрак».
Декстер терпеливо смотрел на дверь и ждал. Наконец дверь открылась, и Эмма вышла из ванной. Он набрал 123 — службу «говорящих часов», — приложил к уху трубку-булочку и услышал:
— …точное время девять… часов тридцать две… минуты… двадцать… секунд…
После «секунд» он начал свой спектакль:
— Привет, мам, это я… ну да, вчера погулял, так погулял! — Он взъерошил волосы — этот жест казался ему трогательным. — Нет, я ночевал у приятеля… — Сказав это, он взглянул на Эмму, которая бродила по комнате в футболке и трусах, притворяясь, что разбирает почту.
— …точное время девять… часов тридцать три… минуты… ноль… секунд…
— Так вот, у меня тут одно дело возникло, как думаешь, можем поехать домой завтра утром, а не сегодня? Я просто подумал, что папе так будет легче… Если вы не против, то и я… А папа там? Ну спроси его.
Ориентируясь на «говорящие часы», он выждал тридцать секунд, улыбаясь Эмме своей самой обаятельной улыбкой. Она улыбнулась в ответ и подумала: вот ведь хороший парень, ради нее согласился поменять планы. Возможно, она и неправа на его счет. Нет, конечно, он идиот, но может быть и милым. Иногда.
— Извини! — прошептал он.
— Не надо менять планы ради меня, — извиняющимся тоном произнесла она.
— Нет, я хотел…
— Нет, правда, если тебе нужно домой…
— Да нет, так будет лучше.
Точное время… девять… часов… тридцать четыре… минуты… ноль… секунд.
— Ничего, я не обижусь, не думай…
Он поднял руку, давая понять, что должен ответить.
— Алло, мам? — Пауза для создания напряжения: главное — не передержать. — Серьезно? Отлично, это же здорово! Ну ладно, тогда дома увидимся! Хорошо, до скорого. Пока. — Он вернул трубку-булочку на место; при этом раздался звук, похожий на щелчок кастаньет. Он улыбнулся Эмме, и она улыбнулась в ответ.
— Классный у вас телефон, — заметил Декстер.
— У меня от него депрессия. Каждый раз, когда звоню куда-нибудь, хочется плакать.
— Десять пенсов оставить?
— Не надо. Все в порядке. Я угощаю.
— Ну так что? — сказал он.
— Ну так что? — повторила Эмма. — Чем займемся?
Глава 20
Первая годовщина
Праздник
Пятница, 15 июля 2005 года
Лондон и Оксфордшир
Не унывать, не унывать, не унывать — вот решение. Все время что-нибудь делать и не останавливаться ни на секунду, не оглядываться, не думать, потому что главное — не допустить мрачных мыслей, не впасть в уныние, а воспринимать этот день, эту первую годовщину как… как праздник! Праздник в честь ее жизни и былых славных деньков, хороших воспоминаний. Смешных моментов их жизни — сколько же их было!
С таким настроем он взял двести фунтов из кассы кафе, не обращая внимания на протесты Мэдди, и пригласил троих своих сотрудников — Мэдди, Джорджа и работавшего по субботам Пита — отправиться куда-нибудь и с размахом отпраздновать этот особенный день в его жизни. Ведь она именно этого бы и хотела.
Так и случилось, что первые секунды Дня святого Свитина застали его в полуподвальном баре в Кэмдене, с пятым по счету мартини в одной руке и сигаретой в другой — а почему бы и нет? Почему бы не повеселиться и не устроить праздник в честь ее жизни? Он говорит это друзьям, уже путая слова, а те не очень убедительно улыбаются в ответ и пьют свои напитки так медленно, что он уже начинает жалеть о своем приглашении. Они такие скучные и унылые и ходят за ним из бара в бар не как славные приятели, а, скорее, как больничные санитары, подыгрывая ему и следя, чтобы он не врезался в кого-нибудь и не разбил голову, выпав из такси. Но с него хватит. Ему хочется оторваться от всего, выпустить пар — он заслужил это после всего, что ему пришлось пережить за последний год. Поэтому он решает, что им всем следует отправиться в клуб, где он когда-то праздновал мальчишник. В стрип-клуб.
