— О нет, я не курю… — пролепетала Эмма с таким видом, точно это был ее личный недосмотр, который она в скором времени намеревалась исправить. Но женщина уже обратила взгляд поверх ее головы и заморгала липкими кружевными ресницами.
— Сигареты, сэр?
Декстер улыбнулся, достал бумажник из внутреннего кармана пиджака и скользнул взглядом по товару, выставленному под ее грудью. С видом знатока он выбрал «Мальборо лайтс», и продавщица сигарет улыбнулась, будто показывая, что сэр сделал прекрасный выбор.
Декстер протянул ей банкноту в пять фунтов, свернутую по длине.
— Сдачи не надо, — с улыбкой промурлыкал он. Есть ли в мире еще хоть одна фраза, наполняющая человека таким осознанием собственной значимости, как «сдачи не надо»? Раньше ему было неловко ее произносить, но те времена миновали. Девушка улыбнулась удивительной улыбкой, подействовавшей на Декстера как афродизиак, и на секунду ему захотелось, чтобы она, а не Эмма, ужинала с ним сегодня.
Боже, вы только на него посмотрите, подумала Эмма, заметив промелькнувшее на лице Декстера самодовольство. Было время, не так давно, кстати, когда идеалом всех мальчишек был Че Гевара; теперь идеалом стал Хью Хефнер
[31]
. С игровой приставкой. Виляя задом, девушка с сигаретами скрылась в толпе; у Декстера был такой вид, будто ему очень хочется ее шлепнуть.
— Ты весь свой молескин обслюнявил.
— Что?
— Это что такое было?
— Продавщица сигарет. — Он пожал плечами и положил в карман нераспечатанную пачку. — «Посейдон» тем и знаменит. Это гламурно, своего рода игра.
— А почему она наряжена, как проститутка?
— Не знаю, Эм, может, потому, что ее шерстяные черные колготки сейчас в стирке? — Он взял свой мартини и осушил бокал до дна одним глотком. — Это называется «пост-феминизм».
— Ах, так это теперь называется? — скептически проговорила Эмма.
Декстер кивнул в сторону удаляющегося зада девушки с сигаретами:
— Ты тоже могла бы так выглядеть, если бы захотела.
— Никто не умеет быть столь очаровательно бестолковым, как ты, Декс.
— Я о том говорю, что теперь у женщин есть выбор. И это вдохновляет.
— Да ты просто мыслительный гений.
— Если она хочет так одеваться, почему бы и нет?
— Но если она откажется так одеваться, ее уволят!
— Официантов тоже уволят за подобный отказ! Но что, если ей нравится ее наряд? Это же весело. И что, если она чувствует себя сексуальной? Это же и есть феминизм, верно?
— Боюсь, в словаре другое определение…
— Не выставляй меня каким-то шовинистом, я тоже, между прочим, за женское равноправие! — Эмма щелкнула языком и закатила глаза: она уже забыла, как он иногда умеет раздражать, когда пускается в разглагольствования. — Да! Я тоже феминист.
— И буду сражаться насмерть — насмерть! — чтобы каждая женщина имела право сверкать своими сиськами за чаевые. Так, Декстер?
Теперь уже он закатил глаза и снисходительно усмехнулся:
— Сейчас не восемьдесят восьмой год, Эм.
— Что это значит? Ты все время это твердишь, а я не понимаю, что ты пытаешься этим сказать.
— Это значит — хватит сражаться в войне, которая уже проиграна. Феминистское движение должно бороться за равные зарплаты, равные возможности и гражданские права, а не решать, что может или не может надевать женщина по своей воле в субботний вечер!
Эмма возмущенно раскрыла рот:
— Я не об этом…
— И между прочим, я плачу за твой сегодняшний ужин! Так что нечего придираться.
В такие минуты ей приходилось напоминать себе, что она его любит… или любила когда-то. Они опять были в начале долгого и бессмысленного спора, который она наверняка выиграет, только вот вечер будет испорчен. Уткнувшись в свой мартини и прикусив кромку бокала, она медленно досчитала до десяти и сказала:
— Давай сменим тему.
Но он ее не слушал, глядя ей за спину, — их позвал метрдотель.
— Пойдем, я достал нам отдельный кабинет.
Они расположились в обитой пурпурным бархатом кабинке и принялись молча изучать меню. Эмма думала, что кухня будет дорогой и французской, но здесь предлагали рыбные биточки, картофельную запеканку, бургеры — по сути, еду из столовки, только по бешеным ценам. «Посейдон» был одним из тех ресторанов, где в серебряном соуснике приносят кетчуп.
— Это современная британская кухня, — терпеливо объяснял ей Декстер, точно платить кучу денег за сосиски с картофельным пюре было очень по-современному и очень по-британски. — Я буду устрицы, — в конце концов заявил он. — Они органические, без химии.
— Одно другого не исключает, — рассеянно проговорила Эмма.
— Что?
— Когда-нибудь слышал об органической химии? — сказала она. И тут же подумала: «О боже, я превращаюсь в Иэна».
Декстер не понял юмора, нахмурился и продолжил разглядывать меню.
— Нет, они просто слаще, нежнее и у них более жемчужный, тонкий вкус, чем у береговых. Я возьму двенадцать штук.
— Откуда вдруг такие глубокие познания по части устриц?
— Я люблю гастрономию. Всегда любил хорошую кухню и вино.
— Помню то рагу из тунца, которое ты для меня приготовил. До сих пор привкус остался. Металлический…
— Да я не про готовку говорю, а про рестораны. Я теперь в основном в ресторанах ужинаю. Между прочим, меня даже попросили написать обзор для воскресной газеты.
— Ресторанный?
— Нет, по коктейль-барам. Это будет еженедельная колонка «По барам», что-то вроде путеводителя для мужчин в большом городе.
— И ты сам будешь ее вести?
— Конечно, сам! — ответил он, хотя в газете его заверили, что литературный автор для него уже найден.
— А что такого можно написать про коктейли?
— Ты даже не представляешь. Коктейли сейчас — самый писк. Ретрогламур. Между прочим, — он поднес ко рту пустой бокал, — я и сам в последнее время увлекаюсь миксологией.
— Мифологией?
— Нет, миксологией.
— Извини, мне послышалось «мифологией».
— Вот спроси меня, как сделать коктейль, любой коктейль.
Она потерла пальцем подбородок:
— Пиво с водкой!
— Серьезно, Эм. Это настоящая профессия, между прочим.
— Какая профессия?
— Миксолог. Есть даже специальные курсы.
