Накарте пиксельный квадратик КПП. Мда. Вреальности снег илёд. Тоска, серость, никого людей иволки спать боятся.
Двигатель потише. Приподнимаюсь поочередному косогору, гашу все фары, разворот на«уход» или разгрузку. Как карта ляжет. Останавливаюсь. Согласно навигатору, до«расположения» осталось метров двести.
Парни сделались серьезными, Кабыр полез втелегу, Денис «нарули».
Спрыгиваю. Двигатель неглушил, чтобы чуть что— валить. Кого или куда, смотря поситуации. Хакас должен укутаться вбиндюге потеплее (унас там наши «спальники», просит брать сразу все три), замереть иждать «навинтовке», прикрывать.
Мороз дышал. Руки вкарманы, топор заспиной, ужпривык всюду его таскать. Пешкарусом всторону КПП. Строение занесено. Время намоём всё ещё работающем кварце: двадцать тридцать пять. Итак, проходной нет. Нежели замерзли? Мой рейс сюда исходил израссказов осуществовании тут части, рисунка-карты отДанилы, срасположением оружейки искладов (для чего мне рисунок, нестал объяснять) ипредположения, что российские военные, это нетакие люди, которых способна остановить или убить даже ледниковая эра.
Впереди наблюдательная вышка. Правда, торчит она всего метра наполтора.
—Стой, стрелять буду!
Остановился, поднял руки вверх, хотя голос меня обэтом непросил. Ну, наконец-то, ёбвашу медь. Аяужпереживать начал. Откуда вояка меня подкараулил, так инеопознал.
—Стою!
—Кто такой?
—Конь вманто. Веди меня ккапитану.
—Унас майор.
—Дахоть фельдмаршал. Веди, Джим Хокинс.
—Неположено. Вали отсюда, приятель, пока цел.
—Что положено, ачто нет, нетвоего пацанского ума дела. Нееби мне мозг. Веди его комне или меня кнему. Скажешь, задержал нарушителя периметра, онтребует начальства, говорит это вопрос выживания военной части. Андестенд? Топор возьми. Только непроеби, потом чтоб вернул. Иначе, что это утебя задержанный стопором бродит?
Солдат зло блеснул глазами, нозабрал, кивнул «стволом» иповёл куда-то среди сугробов. Моим дал команду ждать час. Если ненарисуюсь, валить наточку сбора, там караулить даобеда следующего дня. Непоявлюсь итам— считать меня коммунистом, дуть наБазу идокладывать обнеуспехе.
Пробитая вплотном снегу, уходящая вниз траншея. Темно.
Спустились. Откопанная дверь. Мой конвоир стучит, потом сам жеоткрывает, запускает, велит отряхивать ноги иждать вуглу. Нуокей. Никого нет. Угрюмое мрачное помещение, жирно крашенное взеленый цвет. Квадратное, почти пустое. Два покосившихся шкафа, стол, четыре стула. Изсвета только фонарик солдата. Жестом велит мне «постоять тут», уходит куда-то побесконечно длинному коридору, постепенно оставляя меня вкромешной тьме.
Вообще-то уменя свой фонарь, плюс запасной тонкий фонарь-карандашик внагрудном кармане, новключать лень, посижу втемноте.
Нашёл себе стул, пока свет неисчез полностью, придвинул его кобшарпанному, некогда солидному столу, соскрипом сел. Чертовски холодно, особенно без движения. Прикрыл нос ирот тряпичной маской. Иногда наветру так делаем. Подремать, что ли? Нет. Нельзя спать наморозе, зима приснится, замерзну.
Вбылые времена человек втаких условиях лез втелефон. Соцсети, новостные ленты, игры. Само собой сейчас этого нет (только некоторые смартфонные игры готовы работать врежиме оффлайн). Наиных компьютерах иноутбуках сохранились электронные книги, игры, музыка ифильмы. Теперь они— настоящая ценность. Наш хакер ихиндексирует, сохраняет иделает копии. Коллекция постепенно растет. Покаким-то причинам далеко невся электроника пережила обледенение иморозы.
Где жихбосс?
Исходил изтого, что вояки вертикально структурированы идаже если часть начальства пропали или погибли, оставшиеся вживых сохранят прежние порядка ииерархию. Логика вэтом— новых правил нет, придерживайся старых. Если, конечно, это неубивает тебя.
Вдальнем краю коридора хлопнула дверь, громыхают торопливые шаги. Позвукам— двое. Ледниковый период здорово развивает восприятие. Так сказать— помере удаления цивилизации.
—Фамилия!— громыхнула грузная фигура офицера, который плюхнулся рядом сомной, поставил керосиновую лампу настол, негромко нечленораздельно рыкнул бойцу «вернуться напост», потом уставился наменя усталыми сердитыми глазками.
—Старший лейтенант полиции Осоедов. Сейчас вроде как отставке. Или Антон Странник-один.
—Ая… это. Зови меня Майор.
—Сбольшой буквы «Мы»?
—Ссамой огромной. Задаю вопрос ребром. Хуле тебе тут надо, старлей иокакой жизни исмерти говорил Воскобойников?
Для убедительности Майор достал из-за пазухи пистолет (это оказался новенький пистолет Ярыгина «Грач»), сгрохотом положил настол поправую руку. Потянулся, стул протестующе скрипнул, достал сигареты, дешевую зажигалку, неторопясь закурил. Мне непредложил.
Явздохнул, достал изкармана свой вальтер, уложил настоле так чтобы чуть что схватить, сложил настоле руки «пирамидкой».
Собеседник недовольно скосил глаза, крякнул, глядя намой пистолет, нопромолчал.
—Майор. Надо мне— оружие.
Офицер чуть сморщил лицо, нопродолжил молчать.
—Вдвух словах. Яизгорода. Мы, если точнее. Нас, выживших, около ста человек. Инам угрожает неиллюзорная опасность. Вызнаете оситуации вцентре инаокраинах? Или изсвоих болот невыползаете?
—Наши дела тебя некасаются, пиздюк.
—Вывоевали?
—Тебе-то какое дело?
—Такое. Яневоевал. Вармии неслужил. Ивсё жезапоследний месяц убил человек двадцать. Может, больше. Честно говоря, несчитал, ипокойники неприходят комне перед сном. Это якчему, Майор Гром. Унас там жопа. Жопенция. Жопищща. Жопецкий. Жопенштрейн. Больше нет власти. Анархия. Смерть. Унас там бандиты, гопники, банды отморозков. Людей убивают, грабят, похищают, насилуют, даже маленьких девочек. Ихвыкидывают наснег. Гопники забавляются, вспарывая животы людям ивытаскивая ихкишки, разматывая ещё теплые, поснегу. Смеясь. Потому что ихбольше никто неможет остановить. Мрази, маргиналы, банды, отбросы общества. Ихмного, поменьшей мере, тысяча человек. Иникто неможет имничего противопоставить. То, что мысмогли пощипать пару банд, невсчёт. Замоей спиной сто человек. Имнужна помощь. Защита. Ичто-то мне подсказывает, что, если япопрошу вмешаться, тынихуя непоможешь. Потому что без приказа нестанешь действовать. Априказа, получается, нет. Сколько вас ещё осталось вживых?
—Нетвоё дело.
—Моё. Ты, сучий потрох, моя армия,— его глаза полыхнули гневом, нолицо осталось спокойным.— Аятвой народ. Итвой народ гибнет. Иесли тынепридешь мне напомощь, тохотя быпродай оружие.
Майор спокойно продолжал курить, прищуривая глаза отдыма, стряхивая пепел вбанку снадписью «Красная фасоль. Скатерть-самобранка».
—Доложи обстановку, старлей. Вцелом.
Выдохнул. Принялся неторопливо рассказывать, как день заднём снега становилось всё больше, ацивилизованности всё меньше. Про землетрясение, как укрылись вцеху, утеплили его, как Иваныч построил внутри всё для выживания, про нападения гопников, забитого монтировкой водителя, застреленного Аяза, Алика, про найденные продукты, дрова. Майор достал вторую сигарету, предложил мне, яотказался.
