Девочка лежит на спине, широко раскинув руки и ноги. Волны качают ее туда и обратно. Млечный путь полыхает, и тьма словно елка в новогоднюю ночь.
Глава 10
1
Старый внедорожник тащится по шоссе.
Может быть, кто-то другой давно бы выкинул машину на свалку и купил бы себе что-то новое и современное. Но у этого старика есть душа. Он больше чем просто автомобиль.
Тасмин любила поездки в город.
Крутить руль, выжимать сцепление, переключать скорость. Управлять движением. Быть хозяйкой собственной жизни. Двигаться к цели. Чувствовать в руках нить судьбы.
Внедорожник справлялся с этой работой на все сто процентов. Он требовал к себе внимания. Показывал характер. Был сильным и мощным. Не каждая с таким справится.
Даутцен это знает. И с уважением относится к старику. Она держится своей полосы и соблюдает правила движения. Переключает скорость плавно с небольшим торможением перед тем, как выжать сцепление. Никуда не спешит. Машина тяжелая. Она не спорт-кар или какой-нибудь семейный диван. Это Land Rover Defender 1983 года.
Даутцен не может сдержать улыбку. Она ребенок за рулем внедорожника. Ветер задувает в окно и треплет ее длинные волосы. Белая река Лета несет прошлому забвение. Все остается позади. Затонувший лес, Когтистые горы, дом на берегу океана.
Дорога тянется вдаль.
Она приведет девочку к Тасмин.
Это случится.
Даутцен кое-что сделала этим утром.
Время от времени она бросает взгляд на пассажирское сидение.
Там лежит рукопись Ивана Тригорина. Даутцен понадобилось несколько дней, чтобы дочитать роман до конца. Теперь она знает правду.
Ветер переворачивает страницы книги. Они все черно-белые. Мелкий шрифт, старый стиль. Отступы для диалогов, пробелы между главами и вставками из Интернета. И еще там есть предложение, которое туда вписала Даутцен.
ТАСМИН ЖИВА
Машина несется вперед. Это прекрасное чувство. Его не с чем сравнить. Нужно просто сесть за руль и вдавить педаль в пол. Любая дорога может привести в другой мир. Достаточно сделать шаг.
Даутцен достает из бардачка солнцезащитные очки, принадлежавшие Тасмин.
Она чувствует себя взрослой. Сильной. И способной дать Ивану Тригорину в морду.
Может быть, стоит добавить это в книгу?
Девочка надевает очки и бросает взгляд в зеркало заднего вида.
—Ты справишься.
Внедорожник цепляет обочину и поднимает в воздух клубы пыли. Мелкая галька летит из-под колес в сторону ограждения. Проезжающие по встречной полосе водители сигналят Даутцен. Она пожимает плечами и сворачивает с шоссе на объездную дорогу.
Город уходит от побережья и поднимается в горы.
Он похож на кучу ящиков из-под фруктов и овощей. Коробки с прорезями для воздуха и света. Люди в них, как картошка и помидоры. Скоро закончится срок годности и все они пропадут в потоке времени. Исчезнут, оставив после себя лишь дурной запах разложившейся плоти.
Даутцен мчится вперед. Мимо проносятся небоскребы, деловые и развлекательные центры, банки, магазины, скелеты заводов и фабрик, бесконечные плетения многоэтажных домов, собранных в микрорайоны вдоль побережья. Ничего из этого не кажется достойным даже случайного взгляда. Все это она уже видела. Города есть везде. Их суть никогда не меняется. Выбраться невозможно.
Машина сворачивает на грунтовую дорогу.
На въезде в прибрежный поселок установлен предупреждающий знак:
МЫ УВАЖАЕМ ЛЮДЕЙ БЕЗ ПРОБЛЕМ.
Вдоль улочек тянутся обветшалые коттеджи, крошечные дворики, выцветшие газоны, скамейки, качели, у гаражей рассыпаются в хлам допотопные автомобили. Все огорожено решетчатыми или сплошными заборами. В сердце района скрипит старый парк. Черные кипарисы качаются на ветру. Они привносят неприятное чувство тревоги в этот тихий, спокойный пейзаж.
Даутцен останавливает машину рядом с двухэтажным домом в конце улицы. Здание выглядит устаревшим. Грубо обработанный камень и массивные стены. Высокие окна и широкая крыша. Простые и чистые формы. Во дворе разбит сад, в котором растут маргаритки, георгина, лилии, олеандры, пионы. Вдоль дорожки, ведущей к входной двери, стелются кусты можжевельника. Все живет, тянется к солнцу, наполняет мир красками.
Девочка открывает калитку и проходит через сад.
Он тихий, как кладбище.
Тени гуляют на крыльце дома.
Старинная дверь, словно портал в другой мир.
2
Иван открывает глаза и смотрит в окно.
Он старается не замечать маленького мальчика, который сидит на краю кровати. Бледный мертвец все рисует и рисует дурацкие картинки желтым карандашом. Простые сюжеты. Деревья и солнце. Пряничный домик с собаками во дворе. Мама и папа. Песчаный берег и океан. Они хранят в себе воспоминания. Девять лет жизни ребенка.
Иван делает вид, что ничего странного не происходит, иначе ему придется признать свою ненормальность. Все должно быть в порядке. Ничего не изменилось. Все предельно, как вид из окна.
Там снова день.
Что может быть хуже?
Ивану сорок лет, и он никому не нужен. Все его бросили. Женщины, мужчины, собаки, еноты и прочие друзья человека. Кому что нравится. Кто с кем жил или спал. Так работает кризис среднего возраста. Мертвый внутри и уродливый снаружи. Везде только смерть и разложение. Жизнь могла бы быть хорошим аттракционом, но в конце концов оказывается обычным дурдомом. Однажды таблетки больше не помогают. И психиатр советует сходить в группу поддержки.
—Сейчас Иван расскажет нам свою историю. Давайте поприветствуем Ваню.
Жидкие аплодисменты. Будто кто-то рассказал шутку о феминистках. Напердел всем в лицо. Достал пистолет и застрелился. Сраный мудак и женоненавистник. Туда ему и дорога.
Иван закрывает глаза.
Тьма лучше света.
Она скрывает все недостатки. Она пожирает реальность. В пустоте нет ничего, кроме черного цвета. Иван хочет, чтобы воспоминания о жене и сыне исчезли. Все образы замазались тьмой. Мысли утонули в бездне. И там валялись на дне. Никому не нужные. Неспособные выбраться на поверхность и причинить боль.
Иван придумал правило.
Но всякий раз его нарушал.
Он сделал себе татуировку на левой руке:
НИКАКОЙ ДЕПРЕССИИ ДО ВОСЬМИ ВЕЧЕРА
Он должен работать.
Писать очередной дурацкий роман.
На большее он не способен.
Все остальное требует огромных затрат энергии и душевных сил. Но у Ивана давно нет души. Он оставил ее где-то там. На дне бутылки.
