Ляг рядом со мной, расскажи мне что они сделали
Скажи мне то, что я хочу услышать, изгони моих демонов
Сейчас дверь заперта,
Но она откроется, если ты будешь искренна
Если ты сможешь меня понять, то я смогу понять тебя
Стены дома рушатся и исчезают.
Даутцен спит и видит кошмар. Он приносит облегчение, потому что не может быть правдой так же, как песня. Все здесь лишь греза. Кот Исмат. Крыска Джухейна. Дурацкие сны наяву. Достаточно открыть глаза и проснуться, чтобы избавиться от наваждения. Выключить музыку. Умыть лицо и начать жить дальше.
Но Даутцен не хочет.
Она человек из песни.
PatientNumber 9
Даутцен сидит у окна.
Она смотрит на темные кипарисы в парке рядом с больницей.
Деревья молчат.
Они ничего не помнят и ничего не знают. В мире есть только день и ночь. Больше ничего не происходит. Так будет до самой смерти. Глупые твари неспособны осознать время. Их счастье в неведении. В жизни на обочине дороги. В пыли и грязи. В бездействии. Подальше от мира. Поближе к полной пустоте.
Даутцен хочет взять канистру с бензином и сжечь парк, здание больницы, город, океан, планету. Боль невыносима. Одиночество. Нелюбовь. Она не обязана чувствовать это. Переживать распад самостоятельно. Кто-то должен получить удар в самое сердце. Осознать, что есть и другие люди, которые чувствуют боль. И они готовы на все ради того, чтобы избавиться от вечного зуда внутри головы.
Девушка улыбается.
Никакой радости. Безумие. Да и только.
Работник службы надзора говорит, что таков первый шаг к выздоровлению. Осознать, что сходишь с ума. Даутцен так не считает. Она не верит в разговоры. Только в таблетки. В рисперидон, в оланзапин и флуоксетин. Святая троица мира, который вращается в бездне на окраине Галактики Млечный путь. Настоящая религия местных аборигенов. Спасение. Манна небесная. Медикаментозное лечение неврозов и легкой формы шизофрении. До тех пор, пока не понадобиться повысить дозу. Пока не умрешь от того, что по венам течет антидепрессант.
Больше. Больше. Каждая новая доза лекарства улучшает настроение, снижает напряжённость, тревожность и чувство страха, устраняет дисфорию.
Быстрее. Быстрее.
Даутцен пришла в больницу по собственной воле.
Она хочет получить спасение.
Одну упаковку рисперидона, а лучше две. Этого хватит. Близится полночь. Тьма в сердце города ползет на окраину к океану. Сияние разума меркнет.
Таблетки делают свое дело.
Они дарят чувство свободы. Никаких мыслей. Только забвение. Бессонница, сквозь которую не может пройти ничего. Вечная рябь. Муть. Серая мгла. Шторы сознания. Можно назвать лекарство, как угодно. Суть лишь одна. Даутцен не хочет чувствовать боль.
—Расскажите о Тасмин.
Даутцен вздрагивает.
Этот голос такой мягкий. В нем только фальшь. Профессиональная доброта стюардесс, официантов, продавцов, мошенников, работников банка. Мерзость. Притворство. Маска, которая помогает пережить еще один день на работе и пойти домой. Выпить стакан флуоксетина. Выкурить оланзапин. Принять рисперидон.
Работник службы надзора что-то пишет в блокноте.
Слишком быстро. Движения резкие. Будто он играет в крестики нолики сам с собой. Он бросает взгляд на Даутцен, потом смотрит на стену. Там висят часы. Они тикаю так, словно вот-вот случится конец света. Последние секунды. Обратный отсчет.
Даутцен понимает.
Она скучная девушка.
Ничего в ней нет. Только длинные ноги.
Красивая, потому что молодая. Была бы по старше никто бы на нее и не глянул.
—Никакой Тасмин не существует.
Черные кипарисы в саду качнулись из стороны в сторону. Будто кто-то прошелся между деревьями в парк. Нечто глянуло на Даутцен сквозь окно. Грянул гром. Капли дождя бегут по стеклу. Это слезы, которых нет. Девушка не способна. Не может. Не хочет. Она никогда не вернется в Старое королевство. Детство прошло.
—Я придумала себе подругу в четырнадцать лет и написала рассказ. Мне было одиноко. Я верила, что никогда не смогу полюбить. Быть любима.
—Да. Молодые девушки часто уходят в мечты о принцах и волшебницах. Теперь вам легче заводить новые знакомства?
Даутцен пожимает плечами.
—Есть три фразы от которых тошнит.
Девушка видит, как работник службы надзора облизывает губы и рисует нолик в блокноте.
Буква «о».
Пустая рожица без глаз, носа и рта. Знак, который носят на одежде люди Бледного. Мертвецы, созданные злой волей древнего бога Ваала. Нечто чего не должно быть, но оно существует.
—Я не могу продолжать общаться с людьми, которые говорят:
У МЕНЯ ЕСТЬ ПОДРУГА ПСИХОЛОГ
У МЕНЯ ЕСТЬ ПОДРУГА АСТРОЛОГ
У МЕНЯ ЕСТЬ ПОДРУГА ТАРОЛОГ
—Как жаль, что мы расстались. Данечка, подставьте любое дурацкое имя, мне так подходил. Мы были чудесной парой. Он рак, а я рыба. Нам достался аркан «Влюбленные». Он символизирует крепкую связь двух людей, восхищение и нежную привязанность. У нас трехфакторная гипотеза психологической совместимости.
Теперь работник службы надзора смотрит на Даутцен так, будто только что заметил в кабинете нечто странное и непонятное. Такая ничем не похожая на человека. Змея с голубыми глазами.
Даутцен говорит:
—Они как океан.
—Простите?
Девушка кивает на небо в окне. Там плывут тучи. Мрачные. Недовольные жизнью.
Дождь идет вторую неделю подряд. Дыхание шторма бродит по городу. Стоны и вопли. Ярость. Грохот и шелест. Океан всегда рядом. Он вот-вот смоет город. Никакая тьма не случится. Все закончится раньше.
—Вы по-прежнему считаете, что не способны никого полюбить?
Карандаш замер над блокнотом.
Новая игра в крестики нолики начнется, как только Даутцен заговорит.
Она знает все клише жанра.
Шаблоны, штампы, стереотипы, стандартный подход.
По углам кабинета установлены камеры. На столе у работника службы надзора лежит диктофон. И скорее всего еще одна запись идет прямо на телефон, чтобы сразу же остаться в облачном хранилище или на почте местного полицейского управления.
Весь этот фарс с карандашами и блокнотами нужен лишь для того, чтобы создать правильную обстановку, настроить клиента, придать важность разговорам в маленьких комнатках, где пахнет дешевым мужским дезодорантом и сраным KENZO.
Даутцен говорит:
