—Любовь — это что-то вроде тумана утром, когда вы просыпаетесь задолго до рассвета. Он исчезает быстро. Так и чувство сгорает. Любовь — это просто туман, который рассеивается с первым же лучом реальности.
—Глупости. Это простая химическая связь, которую вы слишком драматизируете.
—Нет. Это Чарльз Буковски.
Работник службы надзора улыбается. Он растягивает рот во всю ширину. Белые, ровные зубы. Розовые десна. Кончик языка. Еще немного и человек, натянутый поверх этого существа порвется. Наружу брызнут черви, личинки, глисты и пиявки.
Даутцен видит, что в комнате за столом сидит двуполая трематода, которая паразитирует на позвоночных. Заставляет их корчится, изображая млекопитающее, наделенное сознанием и свободой воли.
Тварь говорит:
—Вам нужно меньше читать. Воображение порою только мешает.
—Раньше я думала, что книги делают меня лучше.
—Классическое заблуждение.
—Теперь у меня есть таблетки.
Работник службы надзора хлопает в ладоши.
—Я не могу дать вам лекарство. Вы превысили недельную норму в три раза.
—Они не помогают.
—Глупости. Все работает, как часы на стене. Рисперидон — это отличное решение на каждый день. Словно тампоны или прокладки.
—Все названия звучат, словно фамилии писателей, которые покончили жизнь самоубийством. Рисполепт, Лептинорм, Резален, Ридонекс, Рисдонал, Риспен, Рисперон, Риспердал, Риспетрил, Рисполепт Квиклет, Рисполепт Конста, Рилептид, Риспаксол, Рисполюкс, Риссет, Сизодон-Сан, Сперидан, Торендо, Эридон.
—Да. Да. Обожаю все эти медицинские штучки. Сплошная латынь. Будто призываешь древнего бога.
Даутцен вздрагивает.
За окном гремит гром. Молнии рвут небо на части.
Дождь бьется в окно.
Работник службы надзора снова играет в крестики нолики.
Девушка засовывает руку под платье и вынимает из лифчика крыску Джухейну. Фамильяр спускается по одежде на пол и бежит под стеной к приоткрытому сейфу. Там Джухейна находит бланки с разрешением на лечение, рецепты рисперидона и медицинскую карту Даутцен. Крыска видит надпись в графе диагноз:
ParanoidAndroid
Снова ночь.
Ни звезд, ни Луны.
Только тени от фонарей вдоль железной дороги.
Гуляют себе. Никому не приметные. Только взгляд человека способен создать из них нечто страшное. Сила воображения творит чудеса и кошмары.
Даутцен принимает две таблетки рисперидона.
Она не может есть. Спать. Думать. Работать. Она не влюблена. Но больна чем-то таким, что чувствует всем телом. Это страх. Он вьет свои гнезда в животе. Тошнит так, будто отрава.
Нервы ни к черту.
Тому есть причина.
Даутцен видит тьму.
Она находится впереди. Там, где исчезает свет фонарей и передних фар внедорожника.
Железная дорога уходит в никуда. Словно пропала в подземном тоннеле. Но никаких станций там нет. Мир исчезает в тридцати метрах от Даутцен.
Девушка смотрит в ничто перед собой. Там даже не пустырь и не выжженная земля. Просто тьма. И все. Ночь из самого черного цвета. Такое мало кто видел.
Даутцен улыбается.
Это не смех и не радость, а скорее склонность воспринимать нечто мерзкое и странное с тенью сарказма. Вечная сила мортидо. Инстинкт смерти. Он с каждым днем все сильнее. Разрастается в той пустоте, которая носит имя Даутцен. Это зрелище завораживает. Девушка не может отвести взгляд от ничто.
Таблетки не помогают.
Депрессия не проходит.
Разум меркнет.
Однажды так случится со всеми лекарствами. Медикаментозное лечение имеет предел. Организм привыкает. Нужна новая доза. Больше. Чаще. Сильнее. Аналоги. Суррогаты. Плацебо. Все, что угодно лишь бы продлить агонию. Но в конце концов шизофреник остается с проблемой один на один.
Даутцен кое-что знает.
Она здесь не случайно.
Она приехала сюда чтобы изменить этот мир.
Машина остановилась на железнодорожном переезде на окраине Индустриального района №135. Полуночный грузовой поезд должен был расплющить автомобиль и раздавить Даутцен еще десять минут назад.
Девушка пожимает плечами.
Может быть да. Может быть нет.
Скорее всего она бы завела двигатель и уехала к океану. Даутцен любит плавать по ночам нагишом. В свете звезд вода становится небом. Бездна внизу и вверху. Если уйти подальше от берега и ни разу не обернуться на город, можно оказаться в абсолютном ничто. Там нет звуков. Холод. Пустота. Такая же, как внутри Даутцен. Нет опоры под ногами, нет ничего вокруг, нет зрителей, нет блеска.
Грузовой поезд опаздывает на полчаса.
Он должен возникнуть из тьмы, которая поглотила окраину Индустриального района №135. Рельсы исчезают в том месте, где бродят тени от фонарей.
Даутцен ждет.
Она терпелива.
Что-то должно случиться. Так ведь не может продолжаться всю жизнь. Одиночество закончится. Чувства вернутся. Птица в груди все еще бьется. Она там. Пустота жаждет быть заполненной. Тьма уйдет. Свет сильнее. Разум побеждает безумие. Мысль важнее, чем образ.
Но время ползет.
Ничего не происходит.
Song 2
Снова ночь.
Ни звезд, ни Луны.
Даутцен принимает рисперидон.
Мир тошнит. Мерзкое чувство падения. Во всех смыслах.
Здесь слишком много людей.
Громкая музыка.
Сцена, барная стойка, танцпол, кафе и чиллаут. Все по правилам. Максимально функциональное и привлекательное оформление. Индустриальный заводской стиль. Налет легкой незаконченности. Кирпич, дерево, камень. Минимальный декор. Некий гараж или цех. Но больше всего похоже на склад никому ненужных вещей.
Люди ведут себя, как манекены-депрессий. Они лишь одежда, которая обрела возможность ходить из одной части ночного клуба в другую. Пить. Есть. Танцевать. Бытие, в котором никто не присутствует. Алкоголь и рисперидон. Можно познакомиться с каждым по очереди или принять все и сразу. Никто не будет против. Здесь нет никого в здравом уме и твердой памяти. Все события исчезнут. Их сожрет время и сотрет новая информация.
Крыска Джухейна прячется у Даутцен в волосах. Она бегает от одного плеча к другому и что-то попискивает девушке на ухо. Ангел и Дьявол. Ее голосок едва слышен за ревом и треском музыки, болтовней и криками людей, звоном стаканов, топотом ног на тацполе.
—Я хочу спать.
—Исмат дома один.
