Она не существует.
Она бродит во мгле.
И это похоже на смерть.
Даутцен пинает мрак ногой и срывается в бездну.
Крыска пищит и хватает девушку за платье на самом краю пустоты.
—Нужно найти одуванчик.
Фамильяр убегает во тьму. Джухейна зовет за собой. Но из бездны нет выхода. Эта ночь будет вечной. Крыска пропадает где-то на краю зрения, превращаясь в белую точку, как единственная звездочка в сумерках дня.
Нужно найти одуванчик.
Как глупо это звучит.
И грустно.
Тасмин любила цветы.
Она мыла волосы отваром из трав. Ее одежда пахла ромашками, лавандой, зверобоем, душицей. Словно спишь в заброшенном поле.
—Проснусь ли?
Даутцен порылась в карманах юбки и с удивлением обнаружила там нечто странное. Кто-то подбросил туда горсть цветов. Ярко-желтые одуванчики. Колокольчики солнца. Обычные. Из тех, что растут где попало. На лугах и лесных полянах, склонах гор, в степях, вдоль дорог, в парках, садах.
Вот только здесь они все исчезли.
В городе на берегу океана одуванчики нигде не найти.
В христианстве эти цветы символ горя, но Даутцен язычница. Она видит в желтых цветах силу Солнца и света, верность и счастье.
И еще кое-что.
Девушка опускается на колени и протягивает ладонь с одуванчиками во тьму. Запах талого снега. Мед. Жужжание пчел. Шелест ветра в траве у дороги. И далекий-далекий отзвук грозы.
Крыска Джухейна возникает из последней части ночи перед самым рассветом.
Она нюхает пальцы Даутцен и кладет передние лапки на ладонь девушки. Белая шерсть светится в темноте, как Солнце в черном провале космоса. Призрачный поток льется в пространство и кажется абсолютно холодным.
Крыска тянется к одуванчикам. Джухейна пробует цветы на вкус, и свет становится ярче. Тьма рушится. Она плавится, как кинопленка на белом экране. Она опадает со стен комнаты на пол, будто листва с деревьев в позднюю осень. Словно реальность — это краска, которой окрашен мир. Он проступает все четче. Белый. Стерильный. Чернота превращается в пепел. Ветер влетает в окно и уносит остатки ночи за горизонт.
Джухейна пищит от восторга.
Она вернулась домой.
White Room
Комната похожа на морг.
Здесь все белое и холодное.
Дезинфекция и стерильность.
Вот два слова, которые первыми приходят на ум.
Кто-то боялся черного и решил, что будет лучше убрать и все остальные цвета. Белые стены и мебель. Постельное белье. Одежда. Украшения. Рамы на окнах. Даже двери в комнате белые.
Даутцен кивает.
Она знает. Тьма похожа на смерть. Там нет ничего. Бездна всюду. Справа и слева. Сверху и снизу. Мертвецу только падать. Вечно лететь в никуда. Чернота длится долго. Все успеешь забыть.
Но тот, кто устроил в комнате идеальную чистоту скорее был психом, чем путешественником сквозь миры.
Девушка гладит Джухейну. Крыска прячется в волосах у Даутцен и жует одуванчик.
Она белая и читая.
Практически все свободное время от еды и сна крыска то и дело умывается. Она любит купаться в ванне или принимать душ под краном на кухне. Она смотрит фильмы ужасов и читает Стивена Кинга. Если бы не Джухейна, то Даутцен так бы и никогда не узнала, какими добрыми и умными могут быть крысы.
Но что-то не так.
Комната слишком странная.
Белый цвет раздражает. Он внушает страх.
Даутцен испытывает паскудное чувство утраты. Реальность "проскакивает". Она будто прыгает, через поломанный участок. Снова и снова. Щелчок. Новый круг и снова щелчок. Но дефект остается.
Эта комната покойника.
Кто-то убрал все приметы и знаки, по которым можно было бы догадаться, что здесь живет человек. В морге нет мужчин или женщин. Там только трупы. Здесь тоже самое.
Даутцен обходит комнату по кругу, но все остается прежним. Никаких иллюзий или обмана. Пустота настоящая. Тасмин здесь нет. Может быть ее никогда и не было. Она лишь мечта. Греза из детства. Она исчезла, как только Даутцен потеряла невинность. И дело не в сексе. Время прошло. Пора повзрослеть. Принять все как есть. Собственную странность и смертность.
Даутцен открывает дверь и выходит из комнаты в коридор.
Здесь никого нет. Ни охраны, ни прислуги.
Дворец молчит. Люди исчезли. Они растворились в пустыне белого цвета. Все мертво и стерильно.
Девушка проходит свозь комнаты и галереи, залы и кабинеты. Она заглядывает в каждую дверь. Но везде пусто. Нигде ничего не осталось. Все стерто. Цвет, звук, запах, даже прикосновения к стенам и дверям, кажутся лишь воспоминанием о том, каков наощупь песок. Мир, словно печенье. Он крошится все больше и больше. Реальность полна пыли.
В замке холодно и неуютно.
Что-то гудит в проходах, шипит под лестницей и гуляет по галереям. Но это не ветер. Стоны и крики. Жалобы и проклятия. Тихие, как последний вздох умирающего. Они присутствуют рядом. Фоновый звук, который не уходит и не становится тише, если закрыть уши руками. Зажмурить глаза. Мертвецы остаются. Они проходят сквозь стены, через миры, они прикасаются к Даутцен и говорят:
—Уходи.
—Уходи.
—Уходи.
Даутцен шагает вперед.
Кто-то громко и надрывно кричит. От стен несет влагой и холодом. Под ногами скрипит полусгнивший паркет. Всюду одежда и обувь, бумага и какие-то документы. Странички из книги. Обрывки рукописи и столбики от стихов.
Девушка входит в тронный зал.
Стоны. Крики. Вопли. Слезы. Молитвы.
Запах мяса.
Красный цвет крови. Белые стены.
Помещение огромное и с виду похоже на кинотеатр, но вместо мягких и удобных кресел всюду деревянные лавки. На них сидят жрецы в желтых одеждах. Лиц не видно. Все скрыто темнотой капюшона. Мужчины и женщины читают молитвы. Бесконечный шепот. Откровение. Неподвижное, вечное присутствие древнего бога.
На дальней от входа стене висит белый экран. Время от времени по нему пробегают неясные образы и картинки: разрушенные здания и дома, серые облака и мрачные, высокие горы, нависающие над побережьем. Кадры в багровых тонах, словно они были сняты через красный световой фильтр.
В центре зала расположен алтарь.
Камень, земля, глина. Никаких украшений, золота или драгоценностей. Жертвенник, словно построен в лесу, а не в столице королевства. На горнем месте стоит кресло. Там сидит Бледный.
Он выглядит скверно.
