Она ткнула большим пальцем в грудь. Так словно гордилась собой. И ей не было никакого дела до того, что о ней могли подумать другие люди. Весь ее вид говорил: «Я знаю себя».
—Можешь звать меня Линдеманн.
—Даутцен,— соврала девушка и, чтобы скрыть смущение, пожала блондинке руку.
—Любишь светлое пиво?
—Я никогда не пила алкоголь.
—Это проще простого.
Линдеманн потащила ее в сторону набережной. И дальше. Мимо туристов и зазывал. На край гавани, где у самой воды стоял бар-ресторан. Двухэтажное здание с видом на всю бухту.
______________
Они сидели за круглым столиком, высоко над водой, и Линдеманн небрежно швыряла остатки креветок и жаренные красные картофельные дольки в набегающий океан. Она вся перемазалась чесночным маслом, но так и ни разу не ополоснула руки в миске с водой и лимоном, которая по-сиротски одиноко стояла на краю столика.
—Креветки трудно испортить,— сказала Линдеманн и отправила в рот целых три,— давно я так вкусно не ела.
Девушка кивнула. Она кое-как справилась с бутылкой светлого пива и теперь чувствовала себя нехорошо. Время будто замедлилось. Солнце никак не хотело упасть в океан. И вечер застыл.
—Мой папаша любил средневековые замки. Все эти стены, ворота и рвы. Вот и назвал меня Линдеманн. В честь какого-то старого лорда.
—Ты могла бы взять себе новое имя.
—Мне все равно. Вставь перо в задницу — птицей не станешь.
—Так говорил мой отец.
—И куда это его привело?
—Он убил человека.
Линдеманн отрыгнула.
Она повертела в руках бутылку пива и ткнула ей в девушку.
—Я помню речь шла о каком-то наследстве. Ты сирота? Или как?
—Мать умерла.
—Хочешь забыть эту суку?
Девушка вздрогнула. Она уставилась на Линдеманн испуганным взглядом, словно перед ней сидела злая ведьма из сказок, которая видит скрытое и знает тайное.
Блондинка улыбнулась.
—Не пялься. Это ведь просто. Видишь мужчину — значит проблемы с отцом. Встретила женщину — там все испортила мать. Я психологии не заканчивала, но кое-что понимаю. Сама из дома сбежала в четырнадцать лет. С тех пор болтаюсь по свету.
—Возьмешь меня на корабль?
—Это яхта, подружка.
Линдеманн кивнула в сторону швартовочных пирсов. Там, в бронзовом свете заходящего солнца, качались мачты. И было в этом что-то тревожное. Уходящее. Словно завтра уже не наступит. И вот последний день на Земле.
С гор сорвался Борей и принес первый по-настоящему холодный поцелуй грядущей зимы.
Мир изменился.
Девушке стало не по себе. Она огляделась по сторонам, словно очнулась от долгого сна и теперь не понимала куда ее занесло. Все стало бледным, кривым. Стены, мебель, пляж, океан. Но никто не кричал в ужасе и не вызывал полицию. Люди в ресторане сидели за столиками как ни в чем не бывало.
Где-то далеко под землей шел поезд метро. Призрачный свет мертвых звезд заливал побережье. Лодки качались. Мачты молчали. Только шорохи, скрипы.
—Что-то случится.
Линдеманн хмыкнула.
—Плевать. Скоро мы отправимся в кругосветку. Настоящее приключение. Вокруг света, подружка. И ничто нас не остановит. Мы свалим отсюда.
Девушка отставила пиво в сторону и положила на стол все свои деньги.
—Мой задаток за место на яхте. Завтра я привезу еще больше.
—Твой отец сейчас в городе?
—Нет.
—Хорошо.
Линдеманн сгребла деньги и спрятала их под футболку.
Девушка спохватилась.
—У меня ничего не осталось, чтобы добраться домой.
Блондинка пожала плечами.
—Ничего. Аарон тебя подвезет.
Она кивнула на парня, который только что вошел в бар-ресторан и оглядывался по сторонам.
—Он наш капитан. Сейчас я вас познакомлю.
Линдеманн заложила пальцы в рот и как следует свистнула.
______________
Аарон высокий и стройный.
Широкие плечи. Сильные руки. Накачанная грудь.
Он не красавец, как в кино или на обложках журналов. Но на него приятно смотреть. Он словно скульптура. Без малейшего изъяна. Глаза ровно посажены, лоб не слишком высокий. Волевой подбородок.
В его внешности присутствует некая грубая мужественность. И он кажется скрытым, недоступным. Девушка чувствовала рядом с ним неудержимую силу, которая могла схватить ее и потянуть за собой.
Он ведет автомобиль спокойно, без лишней суеты. Никаких обгонов и превышения скорости. Машина тяжелая. Она не спорт-кар или какой-нибудь дутый, пластмассовый универсал.
—Это Land Rover Defender 1983 года.
Голос у Аарона низкий с намеком на хрипотцу.
—Больше не выпускают. Он последний такой — с лестничной рамой, всеядным дизелем, неразрезными мостами. И совсем молодой старичок. Четыреста тысяч набегал. Распредвал приводится цепью, мир раздолбится, а эта шутка будет все там же.
Она никогда не интересовалась автомобилями, но слушает внимательно. Аарон говорит увлеченно. Она могла бы полюбить его только за голос. Лежать в темноте. И слушать об устройстве двигателя внутреннего сгорания. О масле в агрегатах трансмиссии и ШРУСах моста.
—Я не люблю быстрой езды. Иначе придется «ловить», постоянно подруливать. Этот пацан для другого. Он для души. Владеют им настоящие мужики. Те, кто на природе живет и вкалывает, работает в поте и грязи.
Он постучал по рулю.
Она улыбнулась. И почувствовала себя дурой.
Аарон ничего такого не говорил. Никаких шуток. Сальностей или подколов. Он все время болтал о внедорожнике. По сути мальчишка, который влюблен в свои игрушки и еще долго не будет замечать того взгляда, которым смотрела на него девушка.
Она захотела рассказать ему что-нибудь важное. Такое же ценное, как для него Land Rover Defender 1983 года.
Пришлось подождать. Но где-то на полпути к маяку парень наконец-то умолк.
И она, набравшись смелости, кинула ему пробный шар:
—В детстве у меня была змея. Ее звали Хатира.
Аарон посмотрел на нее долгим немигающим взглядом и едва не вырулил на встречную полосу. Там никого не было. Но машина вильнула, и девушку кинуло к парню. Она почувствовала его кожу; вдохнула запах.
В глазах потемнело. Берег и океан. Горы и хвойный лес. Все кружилось. Мелькало.
Когда она заговорила, ее голос дрожал:
—Теперь на побережье нет птиц. Все улетели. Хатира ела их яйца. Ничем другим она не питалась. Вскрывала скорлупу, словно консервный нож. По утрам она пряталась в рукаве моего платья. Обвивала руку от кисти до плеча. Холодная. Сонная. Иногда она просыпалась и к шепоту океана присоединялся шуршащий звук трущихся друг о друга чешуек. Так она пела. Потом выглядывала наружу и, убедившись, что на берегу нет птиц, уползала обратно в рукав. Черный ручеек. Моя скользкая ночь, которой нет никакого дела до света дня. Хатира не любила океан. Он слишком мокрый.
