—Я застрелил человека, сестра. А потом еще одного. Потом десять. Может пятнадцать. Мужчин, женщин, детей. Всех, кто виновен в смерти отца.
Она отвернулась. Смотрела за горизонт. Там, сквозь тучи, пробивались лучи восходящего Солнца.
—Я не верю, что где-то,— он кивнул в сторону океана,— есть что-то другое. Ты поймешь, когда повзрослеешь.
Он приложился к бутылке.
Волны разбились о скалы.
Грянул гром.
—Меня тоже убьешь?
Чужак прищурился.
—В этом нет смысла.
Он поднял руку с бутылкой и обвел фигуру девушки указательным пальцем, будто рисовал человечка на пыльном окне.
—Здесь только тело. Внутри у тебя пустота.
—Так у все женщин, тупица.
Она развела ноги пошире.
—Хочешь проверить?
Чужак рассмеялся.
Без радости. Сухо. И выглядел при этом совсем другим человеком. Он на миг превратился из Железного дровосека в Страшилу. Теперь ему не хватало и сердца, и ума, чтобы быть человеком.
Девушка отвернулась.
Думала он другой.
Думала мир его не погубит.
Он понял.
—Я уйду ближе к ночи.
—Веришь, что так поступают убийцы? Прячутся в темноте? Ждут там свою жертву.
Он не ответил.
—Ты наказываешь себя за смерть отца, потому что считаешь, что он погиб из-за тебя. Если бы слушал Анат внимательно, этого никогда бы не случилось. Но есть проблема. Да. Ты не можешь наказать себя. Это должно продолжаться целую вечность. Потому что главного виновника поймать невозможно. Эти убийства никогда не закончатся. Иначе наказание, которое ты сам себе назначил, перестанет работать.
—Много ты во мне понимаешь.
—Все мужчины одинаковые. Или я ошибаюсь? Член вперед, и я за ним? И так во всем, чем бы ни занимались, чтобы ни говорили.
—Очень жаль.
—Ты принес сюда свое горе, но я не мать. Вылови труп Анат и ляг с ней в постель. Положи ее на спину, и сможешь забраться обратно. В утробу.
Он допил остатки виски и спрятал бутылку в карман пальто.
Потом подошел к ней, схватил за талию и прижал к себе.
Целовал ее.
Океан бился о берег.
Шумел.
