—Аего место вСедьмом море занял Джекман Барбаросса. Ужнепричастен лигосподин Барбаросса кпонижению господина дель Ромберга?— предположил я.
Лаграндж поморщился:
—Никаких доказательств нет. Напротив, ихсвязывали общие дела… Влюбом случае, сынок, яочень прошу тебя воздержаться отподобных рассуждений вслух. Господин Барбаросса птица очень высокого полёта, иговорить онём дурно, неимея натовесомых оснований, недопустимо. Даиупоминать его лишний раз при леди дель Ромберг тоже нестоит. Нивплохом свете, нивхорошем.
Хм, значит Мэри Кэролайн нелюбит Бари? Забавно… Наш пострел везде поспел, будь оннеладен.
—И… раз ужмызаговорили огоспоже дель Ромберг…— спустя несколько секунд молчания заговорил Лаграндж. Голос его отчего-то стал грустным.— Янехотел быобэтом говорить, нонезнаю, как поступить. Сынок, тыможешь пообещать мне, что прислушаешься кмоим словам?
—Да, отец,— тут жеответил. «Прислушаться» ямогу кчему угодно.
Лаграндж поморщился итихо хмыкнул. Мне показалось, что оннеошибся сформулировкой испециально оставил мне место для манёвров. Нехочет давить.
—Это правда важно. Мне остаётся лишь надеяться натвою благоразумность. Пусть мызнакомы всего третий день, явтебя верю,— проговорил он, подтверждая мою догадку.
Азатем рубанул сплеча:
—Подозреваю, ночью тебя пытались похитить именно люди госпожи дель Ромберг. Ужочень наша губернатор хотела поговорить стобой, ноона неизтех, кто пойдёт беседовать сподозреваемым сама.
—Это всё из-за того, что туполу-алти повязали вмузее?
—Апотом тыпроснулся,— кивнул Лаграндж.— Плюс тысам алти… Плюс всем алти удалось сбежать… Но, будь уверен, вобиду ятебя недам. Сперва янедопустил ктебе дознавателей, потом высмогли отбиться отпохитителей, асегодня я, хочется верить, убедил Мэри Кэролайн втом, что тывсего лишь жертва обстоятельств. Я, знаешь ли, тоже непоследний человек вгороде.
Иведь онбыл прав! Стех пор проблем сМэри Кэролайн дель Ромберг изаконом уменя небыло. Уменя вообще практически небыло проблем— последние два месяца япровёл, жадно заполняя пробелы всвоих знаниях итренируя тело. СГригорием рукопашный бой, сАлександром Лагранджем фехтование. Притом онвпервый жедень отметил мои «высокие рефлексы», авскоре посетовал, что лучше бымне тренироваться сЭндрю, который уже превзошёл своего учителя— самого Лагранджа.
НоЭндрю вежливо отказался.
Забавно, что Лаграндж (астало быть, иЭндрю) вфехтовании использовал стиль «Рвущий кроншнеп», тот жесамый стиль боя, что илегендарный капитан Леон Джонсон. Пословам Лагранджа, именно капитаном Джонсоном (тоесть мной) онивдохновлялся.
Были уменя ещё изанятия сотставным капитаном, который непереставал восхищаться тем, что я«схватываю всё налету».
Ивитоге наэкзамене, который проходил наодном изполигонов-кораблей, яполучил высший бал, ивот теперь…
Ясмотрю навысоченные распахнутые створки ворот Морской Академии.
Якорь мне вспину, улыбка так илезет науста! Это место такое родное. Пусть яучился здесь всего год, пусть читал лекции будущим морским офицерам очень редко, проводя всё своё время вморе… Видя возвышающийся вдали шпиль главного корпуса, яощущал, как вгруди разливается тепло, анадуше становится легко.
—Идём, сынок,— добродушно хлопнул меня поплечу Лаграндж.
—Да,— тихо отозвался я.
Территория академии впечатляла размерами, аначала учебного курса, как всегда, совпадало современем цветения Морайны— сорта яблони, названного так из-за цвета листьев илепестков, который напоминал цвет морской волны. Араз ужморайнами был засажен практически весь парк, что тянулся отворот доглавного корпуса, землю унаших ног устилали миллионы зеленовато-голубых лепестков.
Курсанты Академии будто бысами были кораблями, плывущими навстречу своей мечте.
Вовнутреннем дворе народу собралось немало— нацеремонию открытия учебного года, как обычно, пускали родителей курсантов, атакже приглашали других важных гостей. Все они разместились натрибунах, чтобы лучше видеть выстроенных вровные шеренги будущих морских офицеров.
Офицер-куратор определил меня вовторой ряд. Смоим ростом это создавало проблемы. Немне, атем, кто находился сзади.
Новсё жепикнуть никто нацеремонии несмел.
Все почтительно слушали речь ректора Генриха Дорна— мужика, который преподавал вакадемии ещё, когда ябыл курсантом впервый раз.
Сперва ректор Дорн благодарил всех собравшихся, затем Метрополию, администрацию острова, представителей других стран (как явижу, процент иностранных курсантов несколько увеличился посравнению смоим временем).
Наконец, Дорн решил закончить, как иполагается, наторжественной ноте:
—Учитесь, друзья моя! Учитесь отлично внашей славной Академии, иперед вами будут открыты все дороги! Ведь именно внаших стенах осваивал ремесло морехода будущий Покоритель Всех Семи Морей. «Хозяин Морей»— капитан Леон Джонсон. Мыпомним обэтом игордимся этим! Ирады передать знания новым поколениям, поддерживать преемственность. Иочень рады, что обучение вАкадемии Торвиля готова начать его дочь! Да, друзья мои, для дочери легендарного капитана Джонсона сегодня распахнула двери Морская Академия Торвиля, точно так жекак идля вас!
Стрибун раздались аплодисменты, звучащие скаждым мгновеньем всё оглушительней.
Курсанты тоже начали хлопать.
Яже…
Явсё понимаю, ректор хочет козырнуть такой необычной ученицей, ещё сильнее поднять значимость Академии вглазах окружающих… конкурентов впервую очередь, но…
Сотню накеров ему впостель! Какого хрена онтут лопочет?!!
Моя дочь?!!!
Глава 6
Когда ректор Дорн сообщил, что уменя есть дочь, язадеревенел, будто мышь, столкнувшаяся созмеёй-горгоной. Втот жемиг яначал перебирать вголове всех дамочек, скоторыми мог лопухнуться иоставить потомство. Удивился ещё сильнее, когда понял, что вариантов уменя особо нет— всё-таки ктам делам явсегда подходил совсей серьёзностью. Никогда нехотел плодить безотцовщину, ноиоседать насуше тоже.
Удивление нарастало стремительно, нодовольно быстро пошло наспад. Казалось, больше ничто несможет меня удивить.
Однако ректор Дорн смог это сделать повторно:
—Ипотрадиции, которую мыподдерживаем уже десятый год, яхочу передать слово одному изнаших новых курсантов. Думаю, вывсе уже догадались, как еёзовут. Встречайте, дочь легендарного капитана Джонсона, курсант Морской Академии Торвилля, Марселла дель Ромберг!
«ЧЕГО-О-О???»— вылупившись вовсе глаза, чуть незаорал я.
Тем временем ккраю сцены, чеканя шаг, подошла стройная девушка вкрасном форменном камзоле. Широкая тёмно-русая коса была переброшена через плечо (совсем как когда-то уеёматушки). Девушка смотрела навсех, кто стоял возле сцены, пронзительным взглядом. Удивительным образом вэтом взгляде сочетались решительность, смелость идетская наивность.
