–Почему такое идиотское название?– удивилась Рина.
–Объяснение есть,– прошептала я, изо всех сил борясь со смехом.– Вот ответ: «Наш клей работает мгновенно, быстрее, чем кот пошевелится».
–Иван Никифорович перепутал «Антигадин» склеем,– подпрыгнула Бровкина,– почему?
Я хотела сказать, что мой муж никогда не читает текст на упаковке, не обращается за консультацией к продавцу. Или баллончик с клеем стоял на полке с «Антигадином». Или свою роль сыграло название со словом «кот». Или Иван Никифорович перепутал стеллажи. Или кто-то ему позвонил, отвлек от сложного процесса выбора товара. Теперь понимаете, почему Иван Никифорович крайне редко ходит за покупками в супермаркет? Отправлять его туда даже с подробным списком всего нужного никогда не следует.
–Как нам котика освободить?– всхлипнула Надежда Михайловна.– Бедненький мой!
–Два варианта,– предложила я.– Оставим Иммануила лежать до возвращения Ады Марковны, она его унесет к себе с креслом. Или намазываем парня депилятором.
–Нет, нет, оба не подходят,– замахала руками Рина.– Возьму щипчики для бровей.
–Может, лучше к косметологу сходить?– посоветовала я.– Вдруг сама плохо сделаешь?
–Щипчики нужны для котика,– объяснила Ирина Леонидовна.– Сяду около него, аккуратно, по одному волоску, отдеру те, что прилипли.
С Ириной Леонидовной лучше не спорить, все равно она поступит по-своему.
Тут на телефон упали два фото от Димона, под каждым стояла подпись. Пару секунд я смотрела на изображения, потом помчалась в офис.
Глава тридцать первая
Через двенадцать дней в кабинете Ивана Никифоровича собралась группа людей. Хозяин кабинета сидел за письменным столом, неподалеку от него расположился следователь Андрей Петрович Кулагин, друг нашей семьи. В кресле у книжного шкафа устроилась Арина, которая недавно родила мальчика. Около нее в таком же кресле сидел муж Борис, державший кулек с младенцем. Мы с Димоном и Маргаритой Филипповной заняли диван. Возле нас на стуле расположилась Лидия Голикова, а на соседнем – Амалия.
Дверь открылась, в комнате появилась сестра милосердия в сером платье, белом фартуке и косынке с крестом.
–Рады видеть вас, Роза Михайловна,– поприветствовал ее Кулагин.
–Взаимно,– кивнула женщина.
–Присаживайтесь,– попросил Иван Никифорович и обратился ко всем:– Позавчера отправился в клинику, где попытался поговорить с Натальей Ивановной. Задал вопрос: зачем она посадила дочь на цепь? Рыбкина вроде спокойно отреагировала, ответила…– Иван Никифорович посмотрел на экран своего ноутбука,– что Амалия с детства наблюдалась у психиатра…
Хоф вскочила.
–Что?
–Сядьте, пожалуйста,– попросил Кулагин,– дослушайте до конца.
Амалия упала в кресло. Мой муж продолжил читать:
–«Девочка постоянно врала, впадала в истерику, настроение у подростка менялось по десять раз за час. Лечить ее официально боялась, не хотела сломать жизнь ребенку. Наняла частного психиатра, платила ему за визиты. Фамилию, имя, отчество доктора не помню. Давно все было».
–Она врет!– выкрикнула Амалия.
Иван Никифорович тихо кашлянул, но не остановился.
–«И по сию пору у любимой доченьки несколько раз в году случаются обострения, в такие моменты она способна навредить себе, поэтому оказываюсь вынуждена ограничивать ее свободу».
–Неправда!– ахнула Хоф.– Разве психопатка способна руководить пиар-отделом? Все наоборот. Это у матери голова без крыши!
Мой муж посмотрел на Амалию.
–Наш разговор с вашей мамой закончился не на позитивной ноте. К моему глубокому сожалению, когда я начал задавать другие вопросы, Наталья Ивановна проявила яркую агрессию, начала драться – пришлось вызвать медиков.
Кулагин повернулся к сестре милосердия.
–Роза Михайловна, после того как госпожа Рыбкина набросилась на Ивана Никифоровича, женщине сделали укол, отвезли ее в палату. Как сейчас состояние Натальи Ивановны?
–Не имею права давать информацию о самочувствии пациента,– спокойно объяснила женщина,– могу лишь сообщить, что ей оказывается всесторонняя помощь.
–Может ли Наталья жить самостоятельно?– задал вопрос Димон.
–По мнению лечащего доктора, на данном этапе нет,– ответила Роза.
Андрей Петрович обратился к Арине:
–Госпожа Великанова, вы учились с Амалией в одном классе.
–Да,– еле слышно ответила молодая женщина.– Первого сентября, когда только пришли в школу, нас посадили рядом. С тех пор не расставались.
Иван Никифорович обратился к Голиковой:
–Лидия Григорьевна, вы слегка хромаете…
–Я?– удивилась врач.
Она встала и быстро прошлась по кабинету.
–С чего вам в голову пришло, что я хромаю? Хожу нормально.
–Не хотел вас обидеть,– спокойно сказал Иван Никифорович.– Просто мы пообщались с одним человеком, тот сказал о вашей хромоте. Дмитрий, тебе слово.
Коробков начал:
–О госпоже Голиковой в маленьком городке, где жила эта бывшая владелица скромного медцентра, сейчас почти все уже забыли. Но нам удалось найти Татьяну Олеговну Вавилову. Она давно на пенсии, переселилась к сыну в Москву. Помните женщину?
–Нет,– коротко ответила Лидия и вернулась на место.
–А вот она вас не забыла,– заметил Иван Никифорович.– Входите, пожалуйста!
Дверь распахнулась, я увидела сухонькую бабушку в красивом шелковом платье.
–Пусть немедленно туфли снимет,– велела она, забыв поздороваться.
–Мне надо выполнить желание сумасшедшей?– начала негодовать Голикова.
–Да, пожалуйста,– попросил Иван Никифорович.
–Присоединяюсь к просьбе,– добавил Кулагин.
Лидия скинула лоферы и поднялась.
–Довольны?
–Пройдитесь, пожалуйста, до двери и назад,– попросила и я.
Лидия закатила глаза, но сделала то, о чем ее попросили.
–Вы не хромаете,– подчеркнул Димон.
–Спасибо,– поблагодарил Голикову Кулагин.– Татьяна Олеговна, вам слово.
–Понятия не имею, кто она такая!– повысила голос Лидия.
–Конечно, она меня не помнит. Потому что врет!– громко объявила старушка.– Мы с Голиковыми на одной лестничной клетке жили. Я была замужем за сапожником. Времена на дворе такие стояли, за красивой обувью в Москву ездить приходилось. У нас в продаже даже в райцентре одни говнодавы были. Но в столице красивые туфли тоже не лежат, побегать надо, пока найдешь. И «золотые» они выходили – билет туда-обратно, жить где-то надо. А у мужа моего руки золотые были, такую обувку мастерил! Лучше финской. Очередь к нему на полгода вперед стояла. Но мы с Верой, соседкой, дружили, ей все туфли без ожидания и только по цене материала отдавали. Долго они с супругом ребеночка ждали, а когда наконец Лида родилась, у Верки истерика началась. Девочка здоровая была, только одна ножка короче другой. Ненамного, но при ходьбе заметно становилось. Когда малышка на ножки встала, доктор велел ей специальные ботинки купить. Страшные они оказались! Жуть. Егор за дело взялся, Лидочке такие туфельки сшил! Красота! В одну стелечку потолще положил, каблучок чуть повыше смастерил. Шла малышка, как плыла. Лида росла, Егор ей обувь постоянно делал, никто, кроме нас и родителей, понятия не имел о том, что ребенок хромоножка. Время прошло, Лида без родителей осталась, мужа у нее не было, дитенка не родила, никто Голикову дома не держал. Захотелось ей в столице жить. А там квартиры о-го-го какие дорогие. Если бы Лидия свои квадратные метры продала, то в Москве ей только комнатенка в коммуналке на краю города светила бы. Очень она расстраивалась, мы ей сочувствовали, понимали, что никогда Голиковой столичной жительницей не стать. И вдруг пришла она к нам с Егором, рассказала: «Нашлась покупательница на мою хатку, обмен предлагает. Она сюда отправится, а я в Подмосковье. Еще не столица, но рядом. И не квартиру, а коттедж получу».
