О чем только думают женщины, когда соглашаются на полную зависимость от мужа? Впрочем, нам всем кажется, что беды, измены и предательство бывают только с другими. Что если вести себя правильно, то с тобой все будет хорошо.
Увы, это так не работает.
С другой стороны, это ведь их жизнь, им и решать.
–Позволь, Зейнаб, я скажу?– попросила Фатима звонким голоском.
Старшая жена кивнула, и Фатима поймала мой взгляд. У орчанок изумительные глаза – темные, как маслины, миндалевидные, даже в старости они сохраняют свою неизъяснимую прелесть. Морщинки только добавляют взгляду мудрости.
–Многие годы мы были послушными и верными женами нашему господину, и он не жаловался на свой гарем,– сказала Фатима с тихой гордостью.– Каждая из нас предана мужу душой и телом. А теперь у нас великое горе. Мы надоели нашему господину Гомготу…
Ее глаза наполнились слезами, и она запнулась.
–По закону наш муж мог привести еще одну жену,– объяснила Зейнаб спокойно.– И мы бы ее приняли. Но эта женщина не захотела делиться!
В тоне ее звучало искреннее возмущение. Как же так, мол, что за собственнические замашки? Заграбастать мужчину в единоличное пользование?!
Я вздохнула, машинально крутя в пальцах карандаш. Лично я бы не потерпела даже одну соперницу!
–И вы хотите теперь?..
Гарем переглянулся, и Зейнаб ответила:
–Остаться с нашим мужем и господином.
Как же хорошо, должно быть, иметь такое четкое представление об окружающем мире и вечных вопросах «что такое хорошо и что такое плохо?». Никаких колебаний, ведь традиции четко устанавливают все моральные ограничения. Муж – хорошо, развод – плохо. Все просто, понятно и привычно.
–Дома муж мог прогнать нас, просто трижды повторив: «Уходи!»– вставила молчаливая Гюли.– Но мы же теперь в Мидгарде!
Да уж, у нас такие фокусы не проходят. Орк никак не может жениться снова, пока не предъявит в ЗАГСе документы о расторжении предыдущих браков.
–Мы не хотим развода,– поддакнула Фатима.
И гарем уставился на меня с отчаянной надеждой. Увы, киношные «я не дам тебе развода!» весьма далеки от реальности.
Я постучала пальцем по губам.
–Вы беременны?
Гарем, кажется, покраснел (хотя под паранджами не разберешь) и покачал головами.
–Детей в возрасте до года у вас тоже нет,– резюмировала я, бросив взгляд на иск.– Только в этом случае суд отказал бы в расторжении брака. Конечно, мы можем потянуть время. Попросить срок на примирение, например…
Зейнаб стиснула кулаки:
–Вы не знаете нашего мужа, госпожа. Наш господин Гомгот упрям, как целое стадо ослов… Помолчи, Фатима! Это ведь правда.
–Но вы все-таки хотите к нему вернуться?– удивилась я.
Она развела руками:
–Нам больше некуда идти, госпожа. Господин выгонит нас на улицу.
–Хорошо еще, дети останутся с отцом,– всхлипнула Фатима.– Не умрут с голоду. Хотя новая жена господина наверняка будет плохо с ними обращаться…
Она опустила голову, а я хмыкнула:
–Разве по вашим законам муж не должен построить дом каждой из вас?
Гарем воззрился на меня в немом удивлении. Фатима даже плакать перестала.
–Но это же его дома, госпожа!
–А это,– я размяла пальцы, ощущая злой азарт,– мы еще посмотрим!
* * *
Домой я из-за гарема попала на час позже.
–Обувь грязную сымай,– проворчал мой домовой, Нат, выглянув из кухни с лопаткой наперевес.– Руки мой и бегом ужинать! Остыло же все.
–Слушаюсь, мой генерал!– хмыкнула я и потерла озябшие пальцы.
Что бы я делала без Ната?
Домовых слишком мало, на всех не хватает. Так что хозяев они выбирают весьма придирчиво. Неудивительно, что домовые обо всем имеют свое – особо ценное!– мнение и не стесняются его высказывать. Мой Нат, например, тот еще брюзга и педант. Но заботливый.
–Опять в офисе своем днюешь и ночуешь,– ворчал он, накладывая мне отбивную с поджаристой картошкой.– Куда это годится, а?
Росточком Нат едва доходил мне до колен. Поначалу забавно было наблюдать, как он летает по квартире, легко орудует утюгом почти в половину своего роста и ворочает тяжелые сковородки. А потом я привыкла и перестала обращать внимание.
–Я люблю свою работу…– пробубнила я с набитым ртом.
Нат подбоченился:
–Лучше бы мужика любила!
Я вздохнула. Вот заладил! Хуже родителей.
Откуда это вечное желание наставить меня на путь истинный? И каков он, этот истинный путь?
–Мужиков я тоже люблю,– хмыкнула я, прожевав очередной кусок.– Когда они не мешают работе.
Нат только тяжко вздохнул…
* * *
Заседание по делу гарема пришлось на понедельник.
Тоскливо завывал ветер за окном, ветки деревьев колотили по стеклу. Судя по температуре в спальне, на улице вновь подморозило. Вчерашний ледяной дождь сделал улицы похожими на каток. Брр-р! Когда уже, наконец, весна?
Свежие слойки на завтрак несколько примирили меня с суровой действительностью, а ворчание Ната настроило на боевой лад.
Прорвемся!..
Такси мчалось так, словно соревновалось со Слейпниром
[4], зато доехали мы за считаные минуты.
Суд производил гнетущее впечатление, несмотря на веселенький салатовый оттенок, в который покрасили стены во время недавнего ремонта. Коридор все равно выглядел мрачным и унылым: ободранные скамьи, тусклый свет ламп, решетки на окнах,– недоставало только надписи при входе «Оставь надежду, всяк сюда входящий!». Впрочем, ее с успехом заменяли табличка «Сигурдский районный суд г. Альвхейма» истрогое предупреждение иметь при себе документы, удостоверяющие личность.
У входа в суд словно собралась стайка ворон: три закутанные в черные тряпки женщины жались друг к другу.
–Здравствуйте!– преувеличенно бодро сказала я.– Ну как настрой?
–Мы здоровы и благополучны,– ответила за всех Зейнаб.– Благодарим, госпожа.
–Все помните?
–Да, госпожа,– согласился гарем нестройным хором.– Мы справимся, госпожа, не беспокойтесь!
Я только вздохнула. Мне бы их уверенность!
Казалось бы, не первое мое судебное заседание и даже не сто первое, а все равно мандражирую.
Вдруг клиентки растеряются? Вдруг что-нибудь ляпнут? Вдруг…
